Наследники пепла

Для отца он был несносным сыном, перечившим ему во всем но при этом первенцем и наследником, на которого возлагались большие чаяния. Для матери он был проказливым шалуном, которого можно поцеловать толь-ко наедине и только на ночь, чтобы - не дай Бог - не смутить. Он казался ей похожим на ангела из кирхи Святой Августины, что на Амалиенштрассе, даже несмотря на то, что на щеках уже пробивалась совсем не ангельская щетина.

Для Барбары он был всем. Болью, трепетом, холодной волнительной пусто-той в желудке, Адонисом из дома на углу, который унес с собой на Восточный фронт локон девичьих волос в медальоне и сердце целиком.

Для офицера он был толковым рядовым, который метко стрелял, никогда не жаловался, но, правда, после первой же недели боев выбросил в болото свою губную гармонику «Hohner». Отличная, между прочим, была гармоника, взды-хал офицер.

Для бабки Аксиньи он был немецким солдатом с развороченной осколком гранаты ногой, которого она нашла в зарослях малины за плетнем. Три дня он метался в жарком беспамятстве у нее на лавке за выгоревшей кумачовой занавеской.

А потом его не стало. Но остался его зов.

Стас чувствовал себя, как ищейка на охоте. Базы данных, звонки и письма, переводы на немецкий что это в сравнении с тем, что он нашел хромого парня! На шестой части земной суши он все-таки отыскал того, кто об этом просил, пусть и не сразу. Но мертвые как никто умеют ждать.

И, наконец, среди сотен Барби Беккер нашлась та самая. Дважды вдова, мать двоих детей, бабушка троих внуков. Она доживала свой век в доме престаре-лых, к счастью, полностью в своем уме, несмотря на внушительные 88 лет.

Я могу забыть, что ела на завтрак, но молодость свою помню всем на за-висть, - заверяла она его, и тогда Стас отдал ей медальон. Она охнула и замол-чала, надолго. А потом улыбнулась Стасу. Выцветшие глаза видели как будто и не его вовсе, а кого-то другого.

Да Его звали Вальтер Остерланд. Когда он уезжал в тот день мы поссорились. Уже не помню, из-за чего. Такая глупая была, ужас просто! Но мой Вальтер знал, что я вздорная. Он всегда такой, всегда первым приходил мириться И сейчас пришел.

Когда Стас возвращался в Россию, он чувствовал, как что-то внутри отпу-скает его, как будто разжимается кулак, долгие годы стискивавший его сердце. Так после простуды ходишь с отитом, и в заложенных ушах привычная тяжесть, настолько привычная, что перестаешь ее замечать. А потом хлоп и слышишь целый мир, и в голове снова свободно и легко.

28 ноября 2013 г.

61