Наследники по прямой. Книга первая.

– Девочки?! Да ты что. Тут коллектив замечательный. Просто чудо. И Наум Исаевич - очень хороший человек. Напрасно ты его напугал. Я понимаю - ты не со зла, ты за меня беспокоишься. Не нужно, Яшенька. Я сильная. Уж больше, чем ты для меня сделал - такое, наверное, никому не под силу. А за то - прости, это ведь я от слабости бабьей…

– Веруша. Голубка, ты что говоришь.

– Знаю, не думай, знаю, что говорю, - светлая, такая светлая играла на её губах улыбка, что у Гурьева медленно, но неумолимо возник в горле колючий комок. - Проси, чего хочешь, Яшенька. Мне для тебя ничего не жаль. Нужно что-нибудь?

– Нужно.

– Говори.

– Если услышишь - от клиентов, от захожих каких людей - разговоры такие, что тебя испугают, насторожат, - не раздумывай, сразу звони мне. В школу звони - а с завтрашнего дня по номеру девятнадцать-девятнадцать, добавочный ноль один. С автоматического аппарата просто шесть цифр набрать. Запомнила?

– Запомнила, Яшенька. Что случилось? Плохое что?

– Пока ничего, но может, - он коротко, скупо объяснил, о чём речь. - Я руку держу на пульсе, конечно, но всякое, знаешь ли, случается.

– Что ж за нелюди бывают на свете, Яшенька, - горестно вздохнула Вера. - Не сомневайся - если что…

– Нелюди, - кивнул Гурьев. - Очень правильное слово, голубка. Нелюди. Нежить.

Сталиноморск. 11 сентября 1940

В школе уже начинались вызванные появлением Гурьева процессы, которые он ожидал и на которые очень надеялся. Правда, Завадская пребывала по этому поводу в тихой панике, но его это не слишком смущало. Не возникало и разговоров среди коллег, которых он весьма опасался: до взрослых куда труднее достучаться, это дети всё схватывают на лету. Кое-кто из учителей был безотчётно напуган, конечно же, не догадываясь об истинной подоплёке разворачивающихся событий. Но, в общем и целом, - всё было пристойно. Штатно.

Идиллическое расположение духа, в котором пребывал Гурьев, легко всходя на школьное крыльцо и расточая вокруг себя ласковые улыбки, адресованные расцветающим при его появлении детским лицам, было грубо разрушено явлением маслаковской физиономии:

– Товарищ Гурьев! Зайди-ка ко мне в кабинет.

Гурьев не то, чтобы позабыл о спектакле, устроенном для Маслакова в первый день учебного года, но как-то за суетой последних дней не удосужился проследить за эффектом - уж очень был занят. А Маслаков, который, похоже, был так погружён в свой собственный мир, преисполненный его, Маслакова, значением и ролью в деле партийного и советского строительства, что даже всем понятные и вполне ясные ситуации преломлялись в его голове прямо-таки ошеломляюще своеобразно. Вычислить это для Гурьева не составило большого труда: у Маслакова всё было написано на заднице. Потому что на том месте, где у нормальных людей находится обычно лицо, у Маслакова находилась именно задница - с усами и ушками. Как же мне хочется кого-нибудь убить, с нежностью подумал Гурьев. А вслух осведомился:

– Надолго?

– А?! - опешил Маслаков.

– Я жутко занят, Трофим Лукич, - пояснил Гурьев. - Могу уделить тебе ровно, - он вскинул руку с хронометром к физиономии Маслакова и постучал ногтем по стеклу циферблата, - три минуты. - И добавил с милой улыбкой старого аппаратного волка: - Время пошло.

– Это как такое?! - ошалело спросил Маслаков. - Ты кто?! Ты… как такое?!

– Это, Трофим Лукич, новое штатное расписание, - заговорщически склонился к нему Гурьев. - Если тебе, паче чаяния, есть, что мне доложить - докладывай. Если не укладываешься в регламент - подай письменный рапорт. А разговоры с тобой рассусоливать - это мне совершенно некогда. Так я тебя слушаю. Внимательно.

– У?!? - сказал Маслаков. - А?!? Э-э-э…

– Гласные звуки проходят в первом классе. Что ты их знаешь все наизусть - верю. Говори, меня дети ждут.

Маслаков, похоже, собрался хлопнуться в обморок - во всяком случае, усы на заднице поехали в одну сторону, а ушки - совершенно в противоположном направлении. Сшибка ужасов, происходившая в мозгу Маслакова и отражавшаяся на физиономии, являла собой хотя и забавное, во многом поучительное, но отнюдь не приятное зрелище. Гурьев нахмурился и покачал головой:

– Соображаешь туго, товарищ Маслаков. А девушки - они, знаешь, любят длинноногих и начитанных. Так ты что-нибудь понял? У тебя осталось ровно сорок секунд.

– Т-т-т, - проскрипел Маслаков, становясь буро-малиновым. - К-к. П-п-п-п.

– Давай так, товарищ Маслаков, - Гурьев решительно взял несчастного Трофима Лукича стальными и цепкими, словно капкан, пальцами за плечо. Разворачивая и придавая ему необходимое ускорение, Гурьев посоветовал: - Пойди к себе, товарищ Маслаков. Повтори в тишине и покое все звуки русского языка. Гласные и согласные. И крепко, очень крепко, подумай - а надо ли товарищу Гурьеву лишний раз на глаза попадаться? Подсказку даю - не надо.

Он оттолкнул Маслакова и, наклонив голову набок, проследил, как тот врезался жирной спиной в стену. Гурьев кивнул и собрался идти дальше по своим делам, когда услышал за спиной тихий, звенящий торжеством и немного - совсем чуть-чуть - насмешливый, Дашин голос: