Наследники по прямой. Книга первая.

– Ты это брось, каплей, - сердито сказал Гурьев. - Брось, слышишь?! У тебя такая дочь. Чудо. Сокровище. Бриллиант. Ты смотри мне, капитан. Не дури. Думаешь, я не понимаю, чего ты на забор лезешь всё время? Понимаю.

– Да?!?

– Да, - ледяным голосом произнёс Гурьев. И продолжил - нормальным: - И что ты чувствовал, знаю прекрасно. Думаешь, ей это было всё нужно - наряды, кареты, эполеты? Ей нужен был покой, каплей. И ничего больше. И она его получила. И не твоя вина, что всё так быстро закончилось. Нет в этом твоей вины. Хватит мучить себя и ребёнка. Понял?

Чердынцев молчал, наверное, целую вечность. Потом спросил, с трудом, будто выталкивая из себя слова и старательно не глядя в сторону Гурьева:

– А у тебя… с Дарьей… что?

– С Дарьей у меня дружба, - улыбнулся Гурьев в ответ, и была такая нежность в этой улыбке, что у Чердынцева сердце заныло. - Такая дружба, какая даже между давно знающими друг друга людьми нечасто случается, а уж между типом, вроде меня, и девушкой, трепещущей в ожидании прекрасного принца на крылатом коне, - он махнул рукой и снова улыбнулся.

– Как же это?!

– Да уж я постарался. Дочка твоя, каплей - нечто такое, для чего слов даже у меня не находится никак. Вот совершенно. Я верю, ты мужик стоящий ещё и потому, что у тебя такая дочь. Был бы ты дерьмом - ничего б у тебя не сложилось.

– Ну, спасибо, - скривился Чердынцев. - Приласкал.

– Не стоит благодарности, каплей. Не стоит. А вот что с принцем делать - тут у меня просто голова раскалывается. Потому что нужен непременно принц и непременно на крылатом коне. Это вот - точно.

Сказав это, Гурьев нахмурился. Потому что мысль, не дававшая ему покоя с той самой секунды, как он впервые увидел девушку, напугала его - едва ли не до холодного пота.

– Может, сам отыщется? - несмело предположил Чердынцев.

– Дурак ты, моряк, - грустно вздохнул Гурьев. - Здесь? Сейчас?

– А ты не сойдёшь? За принца, - пробормотал Чердынцев.

– Меня уже один раз произвели в цесаревичи, капитан, - оскалился Гурьев. - Нет. С меня хватит. Я по другому профилю.

– А я?

– Что - ты?

– Я-то - не принц, - губы Чердынцева насмешливо дрогнули.

– Ты, капитан, оказался в нужном месте в нужное время. Что это значит, мне ещё предстоит разобраться. Но вот за спасение царственной особы, да ещё и от неминуемой гибели, полагалась тебе, капитан, награда. И ты её получил. Значит, заслужил. Значит, всё правильно. Так что рефлексии, как говорит мой закадычный друг, - в ящик. И теперь нам, капитан, без принца никак обойтись невозможно. Теперь, после всего.

– Яков Кириллыч.

– Что?

– Ты что - ты хочешь… Ты ей рассказать хочешь?!

– Ты, каплей. Я тебе помогу, но расскажешь - ты.

– Зачем?!

– Ты обязан.

– А как ей жить с этим, ты подумал?!

– Послушай меня, Михаил Аверьянович, - тихо проговорил Гурьев, уставившись на Чердынцева страшным своим, немигающим взглядом. - Есть вещи, которые выше нашего с тобой желания сделать жизнь наших детей проще. Если мы не перестанем им лгать, они все погибнут. Россия погибнет. А вместе с Россией - весь мир. Время лжи кончилось, Михаил Аверьянович. Всё. Пора платить по счетам.

– Тебе сколько лет, Яков Кириллович?

– Двести, - Гурьев усмехнулся. - Читал много, жил быстро, и вообще.

– Злопамятный, - достроил Чердынцев.

– Нет. Я не злопамятный, я просто злой. А уж память у меня - и рад бы что забыть, да не судьба, видимо.

– И когда?

– Скоро. Времени ждать нет. Вот совершенно. И она не может ждать, и Россия - не может. Ах, дивушко моё, дивушко…

Господи, подумал он. Господи. Рэйчел.

– Ты чего это её так обзываешь? - ревниво спросил Чердынцев. - Придумал же!

– Потому что - чудо чудное и диво дивное. Поэтому, - задумчиво проговорил Гурьев. - Тебе постричься надо, капитан. Давай, я тебя к мастеру настоящему отведу.

– Сейчас, что ли?! - опешил от такого перескока Чердынцев.

– Нет. Завтра, - милостиво разрешил Гурьев. - До завтра лохматым походишь. А сейчас - ешь-пей, наконец, если Дарья увидит, что ты голодный - прибьёт меня и будет сто раз права. И - к ней. Забирай её домой, поговорите… Завтра утром начнём.

– Что?! Погоди, Яков Кириллович. Погоди. Я ведь опять - ну, ничегошеньки просто не понимаю. Ты - и всё это… ЦК… Сталин… Да как же это всё может быть-то - вместе?!

– Завтра утром, каплей. Завтра - утром.

Сталиноморск. Октябрь 1940

На следующий день Гурьев был у Чердынцевых к семи утра. Положив на стол перед собой небольшую кожаную папку с застёжкой-"молнией" и замком, нарочито сурово - так нарочито, что Даша, уже неплохо изучившая его интонации, улыбнулась, - сказал:

– Капитан-лейтенант Чердынцев. Ознакомьтесь с секретным предписанием. Поступаете в моё полное распоряжение. Приказом наркома флота товарища Кузнецова. Вопросы?

– Ты что?!

– Держись, папка, - вздохнула Даша. - Он не шутит, я знаю.

– Именно - не шучу, - без улыбки проговорил Гурьев. - Иди погуляй, дивушко.

– А вы драться не будете? - подозрительно спросила девушка.

– Ну, ещё не хватало, - улыбнулся Гурьев. - Покричать можем, но не сильно. Иди, иди.

Когда дверь за Дашей закрылась, Гурьев посмотрел на Чердынцева:

– Черновики.