Наследники по прямой.Трилогия (СИ)

– Нет, – улыбнулся Гурьев. – Конечно, нет. Именно поэтому – хорошие. Самые лучшие. Идём дальше. Смотрим шире. Партия. Партия – это Сталин. Но на самомто деле – это просто лозунг. Мыльный пузырь. Партия – это аппарат. Исполнительный, послушный. Верный. Вы его создавали и создаёте таким, Иосиф Виссарионович. Другим он не может быть, не может работать поиному. Это правильная политика, верная линия, ничего не скажешь. Но – и там нет наследника. Нет в принципе, они невозможны, наследники в аппарате. Потому что никто из них не железный. Не Сталин. Знаете, Иосиф Виссарионович, меня прямо мороз по коже дерёт. Честно признаюсь – мне страшно. За четверть века – ну, пусть война, это даже полезно – победоносная война на чужой территории, – можно построить великую страну. Настоящую империю. Вернуться на границу России по Пруту и Висле, по тридцать восьмой, сороковой параллели – и на Кавказе, и в Маньчжурии. А потом – ухнуть всё это к чёртовой матери только потому, что нет, на самом деле, никакой идеи, никакой концепции, никакого смысла. Мировая революция? Не выйдет, уже ясно. Дураков нет, и у страха глаза велики. Я сижу сейчас перед вами, Иосиф Виссарионович, весь из себя такойрастакой – и, ейбогу, мне хочется умереть, чтобы не видеть, как всё кончится. Как окончательно не будет больше России – моей страны. Как придут на её развалины бритты и янки, боши и лягушатники, макаронники и косоглазые, жиды и черножопые, и станут рвать, драть, отгрызать, тащить, переть, тянуть, хапать. А всё почему, Иосиф Виссарионович? Потому, что вы оказались таким же тупым ишаком, как Троцкий и Ленин. Вы не позаботились о двух вещах, о которых должен – всегда и в первую очередь – думать хозяин. Хозяин державы. О концепции развития – и о наследнике. Я хочу вам предложить подумать об этом. Пока ещё не поздно.

– Почему?

– Потому что страх эффективен, но на короткой дистанции. На длинной работает только любовь. Любовь к Родине, к женщине, к Богу. Больше не работает ничего. С такой эффективностью – ничего. Поэтому, вдоволь набоявшись, люди захотят когонибудь полюбить. А вы, Иосиф Виссарионович, не годитесь в роли объекта любви. Но вы можете создать такой объект, если захотите. Вы должны это сделать, если вам дорог ваш труд руководителя и то, что вы желаете видеть в качестве его результата.

– Это что же – и есть ваше требование? – тихо спросил Сталин, разглядывая Гурьева так, словно только сейчас увидел.

Неужели сработало, подумал Гурьев. Господи, если ты есть, – посмотри, что я творю. Просто посмотри – этого будет достаточно.

– Да.

– Допустим, – снова сверкнули изпод нависших бровей и прищуренных век янтарные глаза хищника. Какой зверь, помилуй Бог, какой зверь, пронеслось у Гурьева в голове. – Допустим. Я слушаю. Дальше.

– Будет и дальше, – тихо пообещал Гурьев. – Будет и дальше – но только если вы захотите. Я ничего и никому не предлагаю дважды, Иосиф Виссарионович. Не сделаю исключения и для вас. Вы – обязаны схватить с первого раза. Вы жестокий человек, настоящий государь, но вам не на что встать. Вы не можете не понимать этого. Если такому, как вы – жевать по два раза?! Я лучше вернусь к себе в Аркадию. И пропади всё пропадом.

– Что вы предлагаете? – Сталин взял погасшую трубку и снова отставил её. – Что вы можете предложить? Себя? Вы тоже не вечный. Никто не вечен.

– Царский род вечен, Иосиф Виссарионович.

– Царь.

– Да. Великий Сталин, а потом – сразу царь. Без перехода, без метаний и шараханий. Великий Сталин, который вернул России трон и царский род на троне. Великий Сталин – спаситель России, строитель Империи, передающий корону единственному достойному. Царю из рода РюрикаСокола. Не вшивому засранцу из какихнибудь ГолштейнГотторповичей. Настоящему царю. Царю с большой буквы. Достойному принять Державу из рук Великого Сталина. От Великого – к Достойному. Как всё это будет называться – вопрос технологии и пропаганды.

– А если Сталин не согласится?

– Если Сталин не согласится – тогда, разумеется, ничего не имеет смысла.

– А эти?

– Эти? Иосиф Виссарионович. Кто из нас Сталин? – Гурьев улыбнулся и всплеснул руками. Он понял, кто такие – «эти». – Убейте их, сколько хотите. Убейте их всех. Я вам помогу.

Сталин, быстро взглянув на Гурьева, пододвинул к себе пепельницу и принялся выстукивать в неё остывший табак из трубки. Он тщательно вычистил прибор, снова распотрошил папиросу, снова набил трубку, снова закурил, снова выпустил дым через ноздри, изредка, на протяжении всего этого священнодействия, бросая на Гурьева быстрые, острые, как удары испанской навахи, взгляды.

– В чём же вы видите свою роль, Яков Кириллович?

Несмотря на то, что Гурьев долго, очень долго и очень тщательно, готовился к разговору и к вопросам Сталина – всё равно, Сталину удалось если не застать его врасплох, то всё же слегка озадачить. Нет, он не обольщался – нельзя, нельзя обольщаться, ещё не время – но не предполагал, что Сталин так быстро возьмёт быка за рога.

– Вы позволите мне закурить? Если да, то я воспользуюсь вашими папиросами. Своих я не взял.