– Потому что товарищу Сталину наследник куда нужнее, чем Якову Кирилловичу. Во много, много раз. Потому что от этого зависит дело всей его жизни. Поэтому – очень важно, чтобы товарищ Сталин заслужил наследника. Тогда он его увидит. И Яков Кириллович обещает товарищу Сталину – наследник товарищу Сталину очень, очень понравится. Понравится хотя бы тем, что сможет бестрепетно товарищу Сталину в глаза заглянуть. Он потому и находится сейчас далекодалеко, чтобы все узнали, когда время придёт – ни в чём, ни в чём не замешан. Не царское это дело – навоз разгребать. И плохо, когда такое творить, кроме царя, некому. Но для того, чтобы всё получилось, товарищ Сталин должен понимать, и понимать очень хорошо: невозможно пришить живую голову к мёртвому телу и заставить его скакать. Надо подготовить почву. Поэтому товарищ Сталин будет с Яковом Кирилловичем иногда разговаривать. И с его друзьями он тоже будет иногда разговаривать. И даже иногда коечто им разрешать – и никомуникому из своих тупых засранцевприхлебателей, мародёров и бездарей, всех этих хохряковыхкуманьковых, ничего не станет объяснять. Вопервых, потому, что он – Великий Сталин, а они – прихлебатели и засранцы. Вовторых, потому, что бесполезно – к чему метать бисер перед свиньями? У товарища Сталина есть теперь цель – и не какаято там вонючая троцкистская мировая рррыволюция. Что – разве важно товарищу Сталину быть не хуже Троцкого? Разве хочет товарищ Сталин выполнить «завещание Троцкого»? Помилуйте, – да зачем же?! Теперь цель гораздо реальнее. Великая держава, которая обеспечивает Великое Мировое Равновесие – одним лишь своим существованием. Срединная Империя. Не китайский муравейник с его церемониями, а настоящая империя – мощная, динамичная, с компактной, профессионально подготовленной и отлично вооружённой армией, с молодой, белозубой и яркой элитой, с самой передовой наукой и техникой, с великолепной сбалансированной промышленностью, с зажиточными крестьянами, а не колхозным быдлом, с грамотными квалифицированными рабочими, а не с рабами, прикованными к тачке. Постепенно, шаг за шагом. Не завтра, и даже не третьего дня. Но – неуклонно. И все будут знать – это сделал Великий Сталин. И его имя, и его дело будут жить в веках. Всё это он, Великий Сталин, а не какойто там Яков Кириллович Энский. А Яков Кириллович – он будет тут, рядышком. Подставит плечо, протянет руку. Ну, и если ктонибудь будет товарищу Сталину серьёзно палки в колёса втыкать – тогда, конечно, Яков Кириллович резво такого мазурика укоротит, на головудругую. Есть у Якова Кирилловича такая слабость – любит он, в общем, сабелькой махнуть, особенно, если дело того требует. Как вам, а, Иосиф Виссарионович? Причем, что самое интересное – это ведь не я всё придумал. Это всё он, товарищ Сталин придумал. Это его мысли. Слова, конечно, мои, а мысли – его. Всевсе. Уж за это я вам ручаюсь, Иосиф Виссарионович.
– Ну, хорошо, – Сталин на мгновение остановился, но тут же продолжил свой «бег». И медленно, размеренно повторил: – Хорошо. Яков Кириллович. Допустим, у вас действительно серьёзные, очень серьёзные намерения – да, это очевидно. Допустим, вы действительно верите в то, что говорите.
– А вы мне не верите.
– Не нужно меня перебивать, – тихо, но с явным неудовольствием проговорил Сталин. – Не нужно этого делать, Яков Кириллович. Я закончу свою мысль. Да, вы, очевидно, и не агент, и не шпион – вы для этого слишком умны и слишком себя уважаете. Это, действительно, повторюсь, очевидно. Хорошо. Вернуть себе, да и не только себе, свою страну – да, это, пожалуй, достойная вас задача. От каждого – по способностям, это очень правильно, очень. Ответьте мне, Яков Кириллович, на один вопрос. Кто отнял у вас вашу страну? Большевики? Ленин? Сталин? Кто виноват? Кто должен понести наказание?
– Фамилии, явки, адреса, – Гурьев вздохнул, трагически приподнял брови. – А я, в свою очередь, спрошу вас, Иосиф Виссарионович: чего вы ждёте от меня – ответа или какихто гарантий?
– Гарантий? – удивился Сталин.
– Ну да, – Гурьев улыбнулся. – Гарантий личной неприкосновенности, например. Или уверений в преданности делу Ленина – Сталина. Не будет этого, Иосиф Виссарионович. Ни уверений, ни гарантий. А ответ будет. – Гурьев сжал пальцами гладко выбритый подбородок и потянул их пачки на столе перед собой новую папиросу. – Я допускаю: в это трудно поверить. Но – я не собираюсь никого обвинять. И ни с кем сводить счёты я тоже не собираюсь. Я говорю так гладко и спокойно потому, Иосиф Виссарионович, что не однажды и не одному человеку успел это объяснить. Взгляд на большевиков, как на «виноватых во всём» – до того смехотворен, что недостоин обсуждения вовсе. Вставать на чьюлибо сторону – красных ли, белых ли – забава, которая взрослого человека в наши дни отнюдь не украсит. Когда виноваты все – невозможно встать на чьюто сторону. Когда виноваты все – не виноват никто. А когда никто не виноват – это значит, что все виноваты.