Наследники по прямой.Трилогия (СИ)

Правительство Японии и Император Японии с изумлением и тревогой следят за продвижением германских военных сил вглубь территории СССР. В этот тяжёлый для СССР час Япония заявляет, что будет строго и неукоснительно придерживаться духа и буквы Договора о ненападении и Договора о взаимной торговле, заключённого в Москве между Императорским Правительством и Правительством СССР. «…»

Правительство Японии заявляет о том, что будет придерживаться строгого нейтралитета в конфликте между Германией и СССР. Правительство Японии также считает своим долгом выразить свою глубочайшую обеспокоенность и крайнее недоумение позицией правительства Германии. «…»

В связи с последними сведениями о самороспуске Международного Коммунистического Интернационала (Коминтерна), Императорское Правительство не считает более необходимым для Японии нести обязательства по так называемому «Антикоминтерновскому Пакту», заключённому между правительствами Японии и Германии в 1937 году. «…»

Ближняя дача Сталина. 27 июня 1941

Гурьев выпустил руку Сталина из своей, осторожно укрыл тонким серым одеялом до подбородка. Сталин, коротко взглянув на него, чуть заметно кивнул и закрыл глаза, повернул лицо к стене. Несколько секунд лежал так, потом проговорил едва слышно, не поднимая век:

– Вставать надо. Работа не ждёт.

– Не ждёт, – согласился Гурьев. – Но вставать нельзя. Хотя бы день – надо полежать.

– Нельзя.

– Я знаю.

– Что, не получается? – Сталин вдруг усмехнулся, вздёрнул подбородок.

– О чём ты, Иосиф Виссарионович?

– Двадцать лет обещал. Обещал? Обещал. А – не получается. Да?

– Я не Бог. И ты это знаешь лучше, чем ктонибудь ещё. В тридцать девятом был первый звонок. Это – второй. Третий может быть последним. Это всё, что я знаю.

– Значит, надо вставать.

Сталин медленно выпростал руку изпод одеяла, откинул его:

– Помоги.

У Гурьева дёрнулось веко – но он подчинился. Сталин сел на кровати – нахохлившийся, как простуженный воробей. Ангины мучили его всю жизнь – и в детстве, и позже. Теперь – навалилось всё вместе: ещё и удар впридачу. Так, что Гурьев подумал: всё, конец. Но – нет, ещё, видимо, не время. Ещё повоюем. Придётся. Он знал – ангина даёт осложнения на сердце, и честно сказал об этом Сталину. Тот ничего не ответил – сил не было отвечать, только веки прикрыл. А сейчас – вот, даже сидит. Может, выкарабкается?

Сталин кивнул, словно в ответ на его, Гурьева, невысказанный вопрос. И повторил:

– Работать надо. Городецкий где?

– В Москве.

– Позови. И мальчика позови, хочу с ним ещё поговорить. Всё, иди. Мне надо работать.

– Надо людям чтото сказать, Иосиф Виссарионович.

– Я знаю. Напишу, потом скажу. Иди. Этим что сказать – придумай. Вечером приезжай. Посмотришь, что напишу, подумаем ещё, вместе. Завтра – последний день. Больше тянуть нельзя.

– Верно. Нельзя.

– Немцы где?

– Бои под Минском.

– Далеко?

– Близко.

– Всё. Иди.

Когда дверь за Гурьевым закрылась, Сталин, закряхтев совершенно постариковски, поднялся и подошёл к столу. Тяжело, с усилием отодвинул кресло, сел. Посмотрел на трубку, но курить не стал – когда болел, курить почемуто не хотелось ни капли. Повернул выключатель настольной лампы – хотя было уже светло. И положил перед собой лист плотной, чуть желтоватой бумаги.

«Братья и сестры! Сограждане! Товарищи! Воины нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»

Это получилось легко. Сталин положил перо на стойку прибора, провёл пальцами по подбородку – щетина отросла и раздражала. Братья и сёстры. Столько сил, столько лет, столько крови – неужели напрасно всё?!

«Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, – продолжается. Несмотря на героическое сопротивление нашей Армии, несмотря на то, что не одна дивизия врага, десятки, сотни его танков и самолётов уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражений, враг продолжает продвигаться вперед, бросая на фронт новые силы. Гитлеровским войскам удалось пройти десятки километров по территории нашей страны, захватив города и районы, промышленные предприятия, запасы топлива и железнодорожный состав, автомобили, технику, вооружение. Гитлеровская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей Родиной нависла небывалая опасность»…

Бегут. Бегут. Почему? Изза него? Колхозы им не по нраву? Советская власть? Нет. Не только в этом дело. Не понимают, что это за война. Что это – совсем не такая война, как прежде. Что теперь – не убежишь, не спрячешься. Слова. Надо такие найти слова, чтобы поняли. Все поняли. Каждый. Чётко, ясно, коротко. Раз и навсегда.