Наследники по прямой.Трилогия (СИ)

Молельный зал не поразил его роскошью, однако Гурьев и не ожидал иного. Десятка полтора пожилых мужчин, сидевших над фолиантами – шиур, [43]разделявший минху [44]и маарив, [45]ещё продолжался – повернули лица в сторону неожиданного посетителя. Гурьев подошёл к стеллажу, снял с полки молитвенник в тяжёлом переплёте, сел в последний ряд перед женским отделением и раскрыл книгу. Люди поняли – вошедший не заблудился, и спокойно вернулись к своим занятиям.

Через несколько минут, когда ночь окончательно сгустилась за окнами, раввин закрыл том Гемары, [46]поднялся и, достав гартл, [47]повязал его поверх своего длинного капота. [48]Габай [49]тоже закрыл свою книгу и громко хлопнул ладонью по парте:

– Маарив! – он повернулся к старику, сидевшему прямо за ним: – Шлойме, кум давнэн! [50]

Тот, кого назвали Шлойме, занял своё – видимо, привычное – место хазана [51]рядом с аронкойдешем, [52]накинул на плечи талес [53]и начал читать псалом, предваряющий вечернюю службу. Люди зашевелились. Поднялся и Гурьев.

– Адйной хошиа амэлэх янэйну вэйом корэйну! – нараспев продекламировал хазан и склонился к кафедре: – Борху эс Адйной амэвойройх!.. [54]

Гурьев ответил вместе со всеми и сел на место. Сделав вид, будто погружается в молитву, он наблюдал обращённые на себя изучающелюбопытные взгляды: похоже, из всех здесь присутствующих он был самым молодым.

После заключительного кадиша [55]раввин сам подошёл к нему:

– Шолом алэйхэм, [56] – он протянул руку, Гурьев осторожно пожал его ладонь и почувствовал ответное крепкое, совсем не старческое пожатие, хотя раввину, судя по всем известным Гурьеву обстоятельствам, должно быть хорошо за восемьдесят.

– Алэйхэм шолэм. [57]Зовите меня Янкель, ребе, – Гурьев улыбнулся.

Идиш у меня довольно стерильный, подумал он, будем надеяться, что не очень подозрительно это звучит, не смотря ни на что.

– Ай, – лицо раввина просияло, – как приятно слышать, что молодёжь ещё не забыла идиш. Можешь называть меня просто реб Ицхок, меня здесь все так зовут. Ты к комуто в гости приехал, реб Янкель?

– Нет. Я буду здесь жить, я работаю в школе.

– Откуда?

– Из Москвы.

– Я видел, ты молишься?

– Да, ребе, – улыбнулся Гурьев. – В некотором роде. Знакомый ритм. – Взгляд раввина сделался недоумевающим. В планы Гурьева вовсе не входило, тем более теперь, читать старику лекцию о силе и взаимодействии эргрегоров [58]в разные исторические эпохи и как всё это влияет на отдельно взятую личность. Он жестом переключил внимание раввина с такой щекотливой тематики и пояснил: – Я занимался когдато. А потом – сами понимаете, вечно не хватает времени для души. У меня йорцейт [59]завтра, – то есть, уже сегодня. [60]Я хотел бы дать цдоке. [61]

– Опусти в ящик, вон там.

– Что Вы, реб Ицхок, зачем вам такие деньги через кассу проводить. Отпустите людей, поговорим с глазу на глаз.

– Хорошо. Пойдёмка ко мне, реб Янкель.

Они поднялись на второй этаж, в маленькую комнату с единственным узеньким окошком. Раввин переложил книги со стула, усадил Гурьева, присел сам:

– Давно твой дедушка умер, зихроно ливрохо [62](иврит) – устойчивая формула, которой верующие сопровождают упоминание об уважаемом усопшем. ]?

– Двадцать один год, ребе.

– А родители?

– Это отдельная история. Какнибудь в другой раз. – Гурьев достал из кармана конверт и, положив на стол, чуть подтолкнул его к раввину. – Тут десять тысяч. Зима скоро, она здесь, конечно, не такая, как в Москве, но – и дрова нужны, и коечто ещё по мелочи, наверняка. Если будут трудности – обращайтесь без церемоний, помогу, чем смогу.

Раввин посмотрел на конверт с некоторым ужасом:

– У нас небогатый шул, [63]реб Янкель, это большие, очень большие деньги для нас. Я редко читаю газеты, реб Янкель – учителям так существенно подняли жалованье?

– Жалованье – слёзы, ребе, – рассмеялся Гурьев, – а деньги берите смело, никакой гнивы [64]за ними нет, я их – скажем, выиграл. В лотерею. Я понимаю, реб Ицхок, вы меня видите впервые, но иногда так бывает – именно первое впечатление оказывается верным.

– Спасибо, реб Янкель, – поколебавшись ещё мгновение, раввин с достоинством взял конверт и положил в ящик стола. – Дай Бог тебе не знать горя за твою щедрость. А где жить, у тебя есть? Я могу тебя в дом к хорошим людям нашим устроить, будет кошер [65]всегда, и возьмут недорого, со своего?..

Гурьев махнул рукой:

– Я такой великий цадик, [66]ребе – не стоит. Я уже устроился. Мне удобно.

– Не годится еврею есть что попало, если можно соблюдать.

– Ещё раз спасибо за заботу, реб Ицхок.

Раввин всё понял и решил больше не настаивать:

– Хорошо, как знаешь, реб Янкель. Ты сможешь приходить на молитву?

– Нет, – улыбнулся Гурьев. – Разве что, когда занятий не случится, заскочу разокдругой к криасТойре. [67]А на праздники, на Изкор [68]– зайду непременно.

– Как же ты устраиваешься в школе, ведь там пишут в шабес? [69]