Наследники предтеч. Освоение

С этим никто не стал спорить. Мы шутили, поддразнивали друг друга, улыбались… и за маской обычной жизни пытались спрятаться от горечи потерь и поражений. А их было много. Так, из более чем двух сотен человеческих детей выжил только один (Цезарь). Из двухсот сорока шести взрослых свободных (столько нас было после окончания путешествия) погибло или пропало без вести более семидесяти. И, даже научившись кое-как справляться с эпидемиями, мы продолжаем балансировать на грани — ведь дети как гибли, так и гибнут. А если люди, пусть даже потенциально бессмертные, не могут оставить потомство — они обречены. Со времени, как нас «посеяли» на этой планете, прошло уже четыре с лишним года (более одиннадцати земных)… а свободных становится всё меньше.

С другой стороны, сейчас шансов у нас даже больше, чем вначале. Практически защитив от гибели старшее поколение, мы значительно увеличили время на поиск путей спасения детей. Думаю, что погибнут ещё даже не десятки, а сотни малышей, но теперь есть хоть какая-то надежда. К тому же, в настоящее время у свободных почти нет преступности — что очень радует. Да, может, отношения не самые лучшие, но подлости почти нет. Наш союз уже стал реальной силой. Волгорцы, сатанисты и посвящённые — по отдельности усилия каждого из племён практически сводились бы на нет, зато вместе мы можем многое. И, если смотреть оптимистично, нам есть чему радоваться.

Мы поддержали идею Севы и во второй раз за жизнь отпраздновали наступление нового года. Воспользовавшись случаем, Игорь подвёл итоги наших успехов и достижений после начала колонизации. Собранные вместе, они производили куда лучшее впечатление, чем порознь… и помогли поверить в светлое будущее. Тем более, что кому, как не нам, знать, насколько сложно двигать прогресс и повысить уровень жизни не за чужой счёт, не в фантазиях или планах, а в реальных, причём очень суровых, условиях.

Чем больше времени проходило, тем заметнее становилось, что люди независимо друг от друга разделились на несколько групп. Одни просто перестали заниматься сексом — чтобы ненароком не зачать. Другие теперь реагировали на смерть детей как-то… проще, что ли? По типу: не выжил, значит, не судьба. Третьи (к счастью, таких было немного) и вовсе отдавали детей на опыты либо выбрасывали. Но были и те родители, которые всеми силами пытались вытянуть, спасти своих потомков. Эта, четвёртая и тоже малочисленная часть свободных являлась настоящими, истинными героями. Причём немалую часть таких людей составляли матери-одиночки, реже — пары или группы, и всего один одинокий отец.

Бросать семьи и детей хотя и порицалось, но не очень сильно — ведь даже в семье шанса выжить у ребёнка практически нет, тогда как в результате постоянного стресса и большого расхода сил взрослые начинали чаще и тяжелее болеть. Так что те, кто отказывался или был не в состоянии тащить подобный груз, тоже находили понимание у общества. А ещё через некоторое время отдать детей в волгорский приют на эксперименты стало считаться чуть ли не хорошим тоном (в отличие от банального убийства). Хотя эмоциональную составляющую перебороть непросто, но, если говорить цинично, поступая таким образом, свободные повышали шансы выжить тем немногим детям, которых родители не бросили. Поэтому посвящённые официально, да и неофициально, одобряли такое поведение (в очередной раз заставив себя руководствоваться разумом, загнав чувства подальше в угол и спрятавшись за маской бессердечных учёных).

В январе Игорь, впервые после начала основания, покинул Орден и на несколько дней уехал в Волгоград. Судя по рассказам Нади и моим наблюдениям (а мы продолжали подозревать нового лидера и, соответственно, приглядывали за ним), Игорь пытался восстановить старые связи и улучшить отношение народа к посвящённым. Если первое более-менее удалось, то вторая задумка математика провалилась. Впрочем, наш лидер приложил все усилия, и даже то, что лично ему свободные снова начали симпатизировать — уже большой успех. А для нашего племени в целом и нейтральное отношение было бы огромным достижением: слишком часто посвящённым приходится прибегать к непопулярным, сомнительным и откровенно неприятным методам. Мы действуем предельно цинично, прагматично и не оглядываясь на чувства других людей. К тому же, очень дерзко… а то и откровенно мерзко себя ведём. Поэтому прежде, чем пытаться изменить отношение народа, надо исправиться самим. А на это нет сил… да и желания особого, честно говоря, тоже.

Через несколько дней Игорь вернулся, и жизнь вошла в привычную колею.

— Народ, а ведь есть кое-что странное, — развалившись у костра и почёсывая живот, лениво прищурился Росс.

— Какую именно из загадок ты назвал «странной»? — с усмешкой поинтересовалась я.

— Молоко.

Я удивлённо посмотрела на зеленокожего. Задумалась, а потом пожала плечами:

— А что в нём особенно странного? Ну, различается у твоего и моего вида — но можно даже предположить, почему…