Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом (СИ)

Атанаис с тоской вспомнила красивое лицо Александра Сагдиарда, его объятия и один единственный нежный поцелуй, от которого когда-то нутро зажглось ярким пламенем. Какой притягательный мужчина… и до чего отвратительный характер! Он шпынял Ишмерай и грубил ей так, словно её младшая сестра была служанкой, а не дочерью могущественного герцога, которого называли вторым человеком в государстве Карнеолас.

Атанаис вспомнила и кронпринца Дарона, его знаки внимания и танцы на королевском балу. Ещё один блистательный молодой человек, но не такой напористый и самовлюблённый, как Александр. Дарон был хитрее. Но, как и Сагдиард, он любил сказать всю правду в лицо, чем нажил себе врагов при дворе. Дарон написал ей чудесную записку перед её отъездом в Заземелье. И она хранила её в кошельке. Кошелёк остался в Аваларе, а её везли чёрти куда и чёрти к кому.

Одного из шамширцев отправили вперёд предупредить обо всём Сакрума. В дне пути от лагеря пленнице завязали глаза, коротко бросив, что ей не стоит знать тропу, по которой они поедут. Девушка вздохнула и смиренно кивнула, соглашаясь. Как будто кто-то спрашивал её дозволения!

С замиранием сердца она начала прислушиваться к каждому шороху. Судя по звукам, мягкая лесная почва сменилась каменной дорогой. Где-то в стороне снова послышался приглушённый ропот стремительной горной реки. Сквозь материал повязки просочился яркий солнечный свет. Они либо вышли из леса, либо совершали переход по его окраине.

А через полдня в стуке копыт и густом шуршании ветра послышались и другие отдалённые звуки: лязг металла, глухой стук топора по древесине, ржание лошадей, голоса и даже смех. Чем дольше они ехали, тем отчётливее становились звуки. Они прибыли в лагерь.

С Атанаис сняли повязку, и девушка, прищурившись на ярком свету, смогла оглядеться. В лесу на берегу широкого глубокого ручья раскинулся крупный палаточный лагерь. Были здесь и шатры из темного материала. Помимо вооружённых мужчин в тёмных одеждах Атанаис увидела женщин и детей. Они готовили еду или стирали бельё. Сновали туда-сюда с корзинами, хворостом для розжига костра, топориками разрубали тушу птицы или зверя на куски, чинили одежду, умывали или отчитывали детей. Одна из молодых женщин, высокая, сильная, с длинной светлой косой, участвовала в тренировочном бою против троих шамширцев. Двигалась она невообразимо быстро и ловко. Словно богиня войны.

Заметив небольшой отряд собратьев и незнакомую девушку с завязанными руками, шамширцы застыли, внимательно рассматривая процессию.

— Ещё пленник! — крикнул кто-то из толпы. — Зачастили!

— Эту Сакрум тоже пощадит?

— Отдаст кому-нибудь из воинов. Зачем тут девчонка?

— Обычную девчонку кинули бы в толпу или ещё в лесу растерзали. А эту везут верхом, с почестями, да ещё и прямиком к Сакруму наверняка.

— Смазливенькая. Вот и везут.

— Бывали и краше.

Под это нестройное шипение Атанаис провезли почти через весь лагерь к двум большим шатрам. По обе стороны от входа знамена с изображением снежного барса с окровавленной правой лапой, оставлявшей кровавые следы на снегу. Шатры хорошо охранялись. Не менее двадцати вооружённых шамширцев несло караул. Атанаис помогли слезть с коня и подвели её ко входу. Солдаты не сводили с неё глаз.

— Стоять, — гаркнул один из них с заросшим бородой лицом.

Выглядели они, как головорезы. В тёмных рубахах и куртках, увешанные всевозможным оружием. Небритые и нестриженные.

— Её проверяли? — грозно вопросил он собратьев.

— Она без оружия, — последовал ответ.

— Юбку задирали?

Молчание было ему ответом.

Он схватил Атанаис за руку, дёрнул к себе и начал проверять. Руки его блуждали по её груди, спине, талии, спускались всё ниже. Девушка стиснула зубы и нервно сглотнула, молча терпя. Он проводил по ней руками, слегка пощипывая пальцами её тело. Соратники посмеивались, но тихо и молча. Скалились, словно волки. Похотью горели их глаза. Атанаис хотелось ударить шамширца, но рукояти двух сабель, выглядывающие из-за его спины, заставили её отказаться от этого порыва.

Тут он дёрнул подол её платья и поднял юбку. Вся шамширская братья увидела её чулки, тёмные, дорогие, прикреплённые ремешками к поясу, её длинные красивые полноватые ноги. Кто-то загудел, кто-то зарычал, заулюлюкал. Но вдруг всё прекратилось. Шамширец, уже тянувший руки к ногам Атанаис, отскочил. Приглушённый гогот прекратился. Казалось, затих и весь лагерь, и весь лес.

Из шатра, глухо стуча каблуками сапог, вышел высокий широкоплечий мужчина с тёмными волосами, убранными в короткий хвост, ухоженной густой бородой, длинными красивыми бровями, такими чёрными, словно неведомый художник нарисовал их углём. Светло — серые глаза горели сталью. На нём — чёрная рубаха, вокруг талии — кожаный пояс. На ногах чёрные кожаные штаны и высокие сапоги. И таким суровым в эту минуту было его лицо, что Атанаис стало страшно. Мурашки водопадом кинулись вниз по телу.

— Прости меня, Брат мой, — забормотал шамширец, щупавший девушку, а теперь кланявшийся Старшему Брату. Сакруму. Спутать с кем-то другим его было невозможно.