Ишмерай опустила глаза. Ей было тошно. Тошно за себя, за то, что отец послал этого человека защищать её, за то, что все обернулось так плохо, и Александр теперь застрял здесь вместе с ней.
— Александр, — мягко проговорила она, нерешительно придвинувшись к нему. — Прости меня за то, что тебе пришлось пережить…
— Прекрати уже! — рявкнул он, отмахнувшись, нахмурившись. — Сказал же тебе: ты не виновата. Но если начнешь упираться и не вернешься в Архей, когда придёт время, я за волосы выволоку тебя за пределы Кабрии.
— Как же, — мрачно усмехнулась девушка, с наигранным сомнением оглядев его. — Для начала тебе придется противостоять всей страже Хладвига. Отобьешь ли ты меня?
— Ах ты паршивка! — фыркнул тот, приподняв один уголок губ, затемнив лицо свое неотразимой усмешкой. — Ты полагаешь, я не способен отбиться от шавок Хладвига?
— Если их будет слишком много, не отобьешься. Тогда я помогу тебе.
— Ты?! — удивился он. — Посмотри на себя! В Эрсавии ты еще могла сломать мне нос крепким кулачком, теперь же от тебя ничего не осталось. Когда последний раз ты брала оружие в руки? Полгода назад?
Ишмерай сокрушенно кивнула, опустив голову.
— Каким оружием, кроме кинжалов Эрешкигаль и кистенем, ты владеешь?
— Мечом?.. — неуверенно осведомилась она.
— Я видел, как ты владеешь мечом, — очень неприятно и насмешливо процедил Александр. — Мечом ты не владеешь.
Ишмерай негодующе покраснела, и Александр протянул, медленно улыбнувшись:
— Да-да, вот оно. Это упрямое бунтующее выражение. Я терпеть не могу слез, но ты мне больше нравишься тихой и грустной. Так от тебя меньше проблем.
— Иди ты к дьяволу, Сагдиард!
— Ты права. От тебя всегда много проблем. Я научу тебя владеть шпагой. Пронзает насквозь с одного удара. Тебе понравится.
— Я не могу убивать людей… — выдохнула девушка.
Александр вновь посуровел и твердо ответил:
— Если моя или твоя жизнь будут в опасности, и если ты сможешь опасность эту отвести убийством, ты убьешь?
— Чудовищно… — сказала Ишмерай.
— Забудь о безопасной тихой Атии и уютной Кибельмиде. Надолго забудь. Здесь идет война.
— Мне не страшна никакая война, если у меня есть такой союзник, как ты.
По красивому лицу Александра скользнула мрачная тень улыбки, и он ответил:
— Тебя никогда и ничто не страшит, если дело касается только тебя. Но если в опасности кто-то из твоих родных и близких, ты теряешь голову и не можешь рассуждать здраво.
— Скажи, Александр, есть ли на свете люди, которых ты любишь? — спросила Ишмерай дрожащим от напряжения и глубины голоса.
— Есть, — лаконично отозвался Александр, не глядя ей в глаза.
— Ты бы смог рассуждать здраво, если бы к горлу любимого тобою человека прижали кинжал, меч, шпагу?..
— Те, кого я люблю, избежали этой участи, — последовал глухой ответ. — Я позаботился об этом. Я упрятал их так далеко, как только мог.
— Ты скучаешь по ним?.. — грустно прошептала Ишмерай.
— Я привык далеко находиться от них. Но я всегда вел с ними исправную переписку. Теперь же, когда я не могу отправить письма и получить ответа… Неизвестность терзает меня.
«Любопытно, — думала девушка, неотрывно глядя на него. — О ком он говорит с такой теплотой? О тетушке? О каких-нибудь сестрах? Есть ли у него возлюбленная? А, быть может, он женат, а все эти ухаживания за Атанаис, — лишь для отвода глаз?.. Быть может, у него даже есть дети?..»
— И почему я всё это тебе рассказываю? — буркнул вдруг Александр, поднимаясь со скамьи.
— Если не хочешь, не рассказывай, — примирительно ответила Ишмерай, ласково улыбнувшись. — Но если тебе захочется поговорить…
— Когда мне захочется поговорить, я заткну рот, — ответил тот. — Тебе, Ишмерай, я свою душу раскрывать не собираюсь.
— Будто мне это сильно надо! — обижено фыркнула Ишмерай, отвернувшись. — И я душу выворачивать тебе тоже не буду, даже не надейся!
Александр засмеялся, а потом сказал:
— Довольно. Не май на улице. Возвращайся, Вайнхольды будут искать тебя.
Девушка кивнула и поднялась, чувствуя, как подавленную душу её наполняют силы. Ишмерай искоса поглядела на Александра: этот человек был источником света, мрачного и слегка искаженного, но каждый раз, когда ей думалось, что она более не может держаться, он за волосы вытягивал её обратно к жизни.
— Не выходи из дома одна, — были его слова, и он исчез, оставив ее одну в заснеженном саду.
Не задерживаясь надолго, Ишмерай поторопилась в дом. Ей стало холодно, как только союзник её ушел.
К началу марта госпожа Вайнхольд перестала громко жаловаться на приступы мигрени. Ею овладело мрачное настроение. Она часами сидела у окна и невидящим взглядом впивалась в безрадостный пейзаж за окном. Когда слуга или сам господин Вайнхольд возвещали о приезде Адлара Бернхарда, хозяйка дома нервно вздрагивала, оправляла платье, принимала самое выгодное положение, но когда в гостиную входил один лишь господин Бернхард, тотчас мрачнела и хандрила до следующего утра, которое дарило ей надежду на приезд Элиаса Садегана.