Наследники (СИ)

— Не ты виноват, что твой отец не пожелал помочь. И ты с самого начала предупредил ее, что король Этей не станет помогать ее семье, — пожала невесело плечами девушка. — Она знала. Просто верила до последнего, что у Бастарда как всегда получится что-то сделать. Но видимо и он не всесилен, — хмыкнула грустно Хитана.

При всей своей нелюбви к своему спасителю, не смотря на страх перед ним, сейчас она желала бы, чтобы у него все вышло. Но нет. И у Анны больше нет надежды на спасение своих родных. Еще совсем немного и она останется совсем без семьи, какой бы странной и жестокой по отношению к ней та ни была. И пусть давно перестала ждать от них блага, пусть никогда не ждала помощи и не думала, что вообще когда-то вернется домой, Анна любила их. Как умела только она одна, как делала это, не смотря на все невзгоды и беды, через которые прошла, и которые не ожесточили ее, а даже наоборот — сделали ее такой доброй, светлой и чистой. Она сейчас была на грани своих сил и возможностей, как моральных, так и физических, но ни на миг не оставила их. Каждый день после тяжелый занятий в Академии, она возвращалась в Акилон, во дворец, чтобы навестить родных, чтобы послушать отчеты ведьмочек, чтобы проверить, все ли у них есть для того, чтобы заботиться о своих подопечных. Не пренебрегала самостоятельно помочь с уборкой или уходом. Никогда не проводила ни одной минуты в бездействии или скуке. Темные тени залегли под глазами, она осунулась, не высыпалась и была на пределе своих возможностей. На пределе своего отчаяния.

Как только за друзьями закрылась дверь, Анна безвольно уткнулась в подушку и тихонько заскулила. Вот и все, надежды больше не было. Капля за каплей она оставляла ее, но все же была. Лишь благодаря ей принцесса держалась и пыталась хоть за что-то цепляться и верить. Лишь надежда была ее последней опорой. До последнего она ждала, что Хасину удастся уговорить короля Этея помочь ей. Улыбалась Лео, когда тот прятал взгляд, стыдясь упрямства своего родителя. Но разве его это была вина? Она и не винила. Никого не винила в том, что так вышло. Не искала виноватых, тех, кто проклял ее семью. Все, что ее заботило — как их спасти и как им помочь. С остальным можно было разобраться потом, когда бы все уладилось. Уже позже, уверенная, что все пришло в порядок, в норму, что никому не грозит беда, она бы попросила Хасина еще об одном — найти тех, кто сделал это. А возможно, и не попросила бы, отойдя в сторону и давая разобраться с этим королевской семье самостоятельно. Но что говорить об этом, когда все это не имеет смысла? Зачем рассуждать о планах, когда все рухнуло? Нет ей дела до того, кто погубил ее род — свое дело он сделал, и даже если будет найден и наказа — что вряд ли — что это исправит? Ничего. Уже ничем не помочь и ничего не сделать.

Больше часа Анна провела одна, пытаясь принять ужасную новость. А после решила не тратить последнее время на слезы и отправилась сначала к сестре, потом к матери, а позже, глубокой ночью сидела у постели отца. И снова плакала. Накрыла комнату пологом тишины, и рыдала так горько, как никогда еще в своей жизни. Отчаянно, сотрясаясь от плача на едва поднимающейся груди отца, который проклял ее однажды всего парой слов, обрекая на жизнь, полную горя, страданий и унижений, оскорблений и переживаний, тягот, через которые она до сих пор проходит. И никогда это уже не изменить, никогда не исправить, пусть отец и просил у нее прощения, пусть и осознал свою ошибку. Но иногда просто нельзя исправить то, что когда-то натворил. Но сейчас Анна готова была согласиться сотню раз прожить все это заново, лишь бы это могло что-то исправить. Готова была на все, чтобы помочь тем, кто никогда этого не оценит. Да и не ради этого она пыталась помочь, не ради налаживания каких-то отношений. Ради них, от всего своего чистого сердца, потому что не могла по-другому, потому что не могла не попытаться. До конца жизни корила бы себя, если бы осталась в стороне. Это о ней — забыть всю боль, простить, не ждать лучше, просто не уподобиться им. Не в доказательство того, что она лучше всех них, нет. А потому что это ее суть — любовь, доброта и свет. Всегда она была такой, и желала бы остаться и впредь. Пусть пользуются ее слабостью, пусть смеются над ее потугами, но она всегда будет делать то, что велит ей сердце.

Слезы никак не желали останавливаться. Воздух душил изнутри, голова раскалывалась на части, а Анна все не могла успокоиться. Слышала, как в дверь покоев отца случались друзья, как Найтири пыталась поговорить с ней. Ни до чего и ни до кого не было дела. А после ее оставили. В глубокой тишине она осталась на время, слезы наконец высохли. Бессилие наполняло ее отвратным вкусом горечи и страха. Отчаяние вгоняло в панику