Наследники Скорби

— Каждый. Оградительная черта, помощь целителя в родах или детской хвори, с которой не справляются травницы и знахарки, провожание поезда торгового до места, упокаивание мертвых. Все, что сверх — уже за отдельную плату. Может, жене твоей притирок захочется, чтоб лицом моложе девки красной стать? За такое уж ты из своего кармана платить будешь.

Ходоки усмехались в бороды.

— Но это не все, — продолжил Клесх. — Еще вы, посадники, при каждом городе срубите детинец. И туда на выучку ратоборцу отдадите по крепкому неженатому парню возрастом от шестнадцати до семнадцати весен с каждого двора в обучение. Ежели осиротеют в городе какие дети — их туда же определяйте, а не в закуп. Еще найдите десяток волкодавов. И чтоб псарня была при каждом детинце. Сверх того, отправьте ребятишек. Пусть наловят сорок для сорочатника. Птиц по двадцать.

Глаза Корислава и его спутников начали округляться, но обережник не дал мужчинам разразиться вопросами:

— Деревянная крепость будет для вашей защиты поставлена. Сам видишь — ратоборцу одному не по силам город оберегать. Рук не хватает. Будет учить ребят, будет водить на облавы, будет собак на след натаскивать. Да. Еще. Тех, кому и десятину платить невмочь — присылай в Цитадель. Здесь им найдется работа.

Когда ратоборец наконец замолчал, в горнице повисла тишина.

Посадники осмысливали услышанное, прикидывая выгоды и потери. Креффы молчаливо переглядывались. Однако Нэд впервые был на стороне Клесха, о чем весьма ясно дал понять. Поэтому насельники Цитадели старались ничем не выказать удивления, чтобы их смятения не заметили гости.

Наконец один из мужчин с широким поясом старосты поперек упругого живота сказал:

— Ты, обережник, говоришь за Главу?

— Я говорю с его согласия, — ратоборец кивнул на переброшенный через плечо пояс. — Послухов тут достаточно. От обещанного Цитадель не откажется.

— Хвала.

Посадники загудели, и теперь, глядя на их довольные лица, трудно было поверить, что эти самые люди еще четверть оборота назад глядели враждебно и хмуро и были готовы передраться со всеми креффами, лишь бы отстоять свою правду.

— Отдохните с дороги. Сходите в мыльни, вечером соберемся в трапезной, там и поговорим еще…

Мужчины закивали и один за другим покинули покой.

Обережники остались одни.

Клесх обернулся к Нэду и сказал, снимая с плеча тяжелый, гнущий его к полу пояс:

— Спасибо.

— Носи с честью, — ответил Глава, почувствовав, как в горле запершило.

Вот и все. Из грозного управителя станет он обычным стариком, будет хиреть, как Койра и Рэм, брюзжать… Тянулась жизнь — и прошла. Ничего после себя не оставила. Ни радости, ни памяти. Только горечь и пустоту в душе. То-то Клесх, поди, ликует. Честь ему на три года раньше отошла. Но ратоборец протянул пояс прежнему его хозяину, снова того удивив, и сказал:

— Не по мне ноша. Тяжел слишком. Мне свой пока не жмет.

Нэд смотрел с недоверием. Клесх вздохнул, догадавшись, что тот снова его не понимает, и объяснил:

— Смотритель должен быть при Крепости. Чтобы все здесь держать хозяйской рукой. А я вряд ли тут задержусь. Одних разъездов, почитай, на год. Пока всех к делу приставишь, пока недовольных усмиришь…

Глава слушал и впервые испытывал благодарность к человеку, которого привык считать не иначе как помехой и укором собственной совести. Впервые осознал, что нечего ему с Клесхом делить, потому как и впрямь хотел тот не самолюбие потешить, а удержать Крепость, не дать ей пасть от дурости насельников.

Поэтому, сглотнув ком, стоящий в горле, Нэд негромко, но твердо сказал:

— Без пояса ты никто. Обычный вой. Я тебе отдаю знак власти. Носи с честью. А Цитадели, чтоб стояла прочно, и посадника хватит. А уж кто им станет — тебе, Глава, выбирать.

И с этими словами отошел. Клесх положил пояс на стол. Звякнули медные чешуйки. Сколькие мужчины до него вздевали на себя это ярмо? И все ли мечтали о такой доле? Он не знал. Да то и не было важно. Однако когда обережник застегивал тяжелый ремень, на миг поблазнилось, будто десятки невидимых глаз устремили пристальные взоры на него из темной вечности. По коже пробежал холодок.

Новоопоясанный Глава повернулся к креффам. Решение Нэда было похоже на злую насмешку, потому что всякий сидящий в этой горнице был старше Клесха. В душе они вряд ли сразу примут его, поэтому Нэд оказался вдвойне прав, говоря о том, что в Цитадели должен остаться посадник. Прежде такого обычая не водилось, однако…

— Я прикажу, чтобы тебе отковали железную посадскую гривну. Не откажи в чести.

Недавний властитель Крепости вскинул на Клесха удивленный взгляд. Ратоборец про себя с досадой подумал: отчего же Нэд постоянно думает о нем хуже, чем он есть? Неужто впрямь уверился, что у нового Главы достанет дурости отправить не старого еще креффа на покой, как ненужного дурака? Нет. Поразмыслил бы и понял — только его примет Цитадель.