Наследники Слизерина

— Руди! — воскликнула Беллатриса, вцепившись в его руку и понимая, что остались считанные секунды до того, как дементоры схватят их, чтобы развести по камерам. — Хоть иногда мне и кажется, что ты хочешь меня извести, но каждый раз, когда я вижу твое лицо, мне так хорошо и легко становится на душе. Наверное, это значит, что я очень удачно вышла замуж!

Рудольфус проницательно посмотрел на нее, затем улыбнулся своей коронной улыбкой, и, схватив жену в охапку, жадно поцеловал ее в совершенно неподдельном порыве. Белла еще никогда не испытывала ничего подобного. Она комкала мантию у него на спине, чувствуя, как голова кружится, а земля уходит из-под ног. Приговор, тюрьма, исчезновение Темного Лорда — все это на какое-то мгновение перестало для нее существовать. Даже прикосновение дементора не сразу вернуло ее в реальность.

— Когда все закончится, мы с тобой возьмем отпуск и поедем на море, во Францию! — восторженно крикнула она, когда стражи Азкабана все же растащили супругов в разные стороны.

— Нет, — возразил Рудольфус. — Лучше в Италию! Там мы еще не были!

— Заметано! — согласилась Беллатриса, отдаляясь все дальше и дальше и, чувствуя, как мир неумолимо погружается в ледяную тьму.

Четырнадцать лет

Беллатриса делала все, чтобы не расставаться с теми светлыми эмоциями, которые подарила ей последняя встреча с друзьями. Она понимала, что единственный способ выжить — это постоянно поддерживать в себе надежду на освобождение.

«Он вернется. Он вернется. Он скоро вернется», — без конца повторяла она и вслух, и про себя, концентрируясь изо всех сил, боясь, что если какая-нибудь другая мысль проникнет в ее сознание, она может незаметно перейти в негативное русло, и тогда в защите образуется брешь, через которую отчаяние хлынет мощным потоком, и ему невозможно будет противостоять.

Вскоре Белле удалось настолько зациклиться на этой фразе, что в ее голове не осталось никаких прочих мыслей. Кошмары перестали одолевать ее как наяву, так и во сне. Просыпаясь, она решительно ничего не помнила, да и в целом ее психологическое состояние стремительно улучшалось. Через несколько дней узница вдруг ощутила, что черные стены, холод и полумрак тюремной камеры ее нисколько не раздражают. Она внезапно испытала покой и даже какое-то подобие радости, точно в ее голове что-то перещелкнуло, перечеркнув прежние представления о красоте и уродстве, о комфорте и неудобстве, о норме и отклонении. Это не было похоже на галлюцинации, все выглядело точно так же, как и прежде, только ощущалось по-другому. Волшебница все еще слышала душераздирающие крики других заключенных, чувствовала холод, сырость и колючую солому, впивающуюся ей в спину, но теперь все это ее не угнетало. Появилось чувство абсолютного умиротворения, легкости и почему-то любопытства. Не вставая со своей импровизированной постели, Белла стала изучать форму камней, составляющих стены, и сколы на них, размышляя о том, как порода изменялась под воздействием климата и времени. Каждая особенность окружающей действительности, каждый ее дефект внезапно показались волшебнице прекрасными. Она подумала, что ни одно живое существо, ни один предмет, ни одно явление в этом мире не может быть уродливым, просто потому, что оно есть, что оно часть огромного и великого мироздания. Зачем вообще делить все на красивое и некрасивое, на полезное и бесполезное, на приятное и неприятное, на плохое и хорошее, на правильное и неправильное? Все является одинаковым и равным, все имеет свой смысл и, вместе с тем, бессмысленно.

«Как странно, что я не знала этого раньше, — думала Белла. — Почему я не понимала, что переживать и страдать из-за чего бы то ни было — это бесполезно? Ведь человек может быть абсолютно счастлив, независимо от того, один он или с кем-то, здоров он или болен, дома он или в темнице».

И в тот самый момент, когда Беллатриса пришла к этому потрясающему выводу, она вдруг заподозрила неладное. В жизни ей приходилось переживать самые разнообразные эмоции, как положительные, так и отрицательные, но независимо от их силы ее мироощущение никогда не менялось, а сейчас она точно стала не собой, а кем-то другим.

«Может быть, мне удалось победить дементоров? — подумала узница. — Но неужели это так просто? Некоторое время концентрироваться на хороших мыслях, только и всего? Тогда Азкабан вообще не был бы проблемой».

Но существовал и второй вариант, куда менее обнадеживающий. У Беллы невольно закралась мысль, что вот таким вот странным образом она начинает сходить с ума.

У нее были довольно скудные представления о том, как проявляются признаки безумия. Лично она не знала ни одного сумасшедшего, и понятия не имела, что переживает человек, находящийся в измененном состоянии рассудка, но почему-то была уверена, что оно совершенно точно не должно быть приятным, иначе душевные болезни не назывались бы болезнями.