Такси вызывать по телефону нельзя — не практикуется. Надо просто поднять руку. При расчете выдается квитанция согласно показаниям счетчика. Обычные чаевые — от 10 до 15 процентов от суммы, указанной в квитанции.
Опасны джипси-такси, у них нет ни лицензии, ни счетчика, ни страховки… Можно нарваться на неприятности — угодить к бандитам…»
Таких уроков Лариса Павловна провела с Поляковым несколько, пока он не усвоил то, что преподавала его учительница-наставница. Он ей был благодарен и часто повторял фразу одного мудреца: «Учитель — это человек, который выращивает две мысли там, где раньше росла одна».
Лариса Павловна, в свою очередь, бросала ему своеобразный ответ:
«Жалок тот ученик, который не превосходит своего учителя. Я думаю, со временем у вас получится познать Америку лучше меня».
После такого комплимента он выпрямлялся и ходил гоголем. Первые два года он часто, когда появлялась «свободная минута», ходил по прямым, как струны, улицам Нью-Йорка, изучая город для «потребности души и службы». В одну из таких приятных прогулок, ему они нравились, Поляков заметил за собой приклеившийся «хвост» — двух молодцеватых парней, по внешности и поведению они, по его мнению, были явно из спецслужбы — теория, вплавленная в опыт, подсказала!
«Секут янки, явно секут, ну-ну, топайте, топайте, я сегодня свободен — без каблуков вас оставлю, до ягодиц сотрете ноги, — издевался советский офицер над демонстративно приставленными двумя чернокожими истуканами. — А что будет, если у меня появится необходимость боевой ходьбы? Попробую оторваться!»
И оторвался, используя весь арсенал знаний, данных ему в инструктажах и на практических занятиях в Москве. Войдя под арку большого дома и выйдя через другую, он оказался вне поля их наблюдения. Остановившись на небольшой возвышенности среди кустарников, он созерцал комическую сцену. Два «топальщика» из наружной разведки, чуть ли не сбивая друг друга с ног, искали того, кого потеряли, активно вертя черноволосыми головами, крепко впрессованными в мощные, казалось, неповорачивающиеся бычьи шеи с шарпеевскими складками. Головы несчастных крутились, как волчки, — искали и не находили своего объекта.
«Оттянет вас начальство за меня, ох и оттянет, — пожалел он нерасторопных „следопытов“. — Но кто они: из ФБР или ЦРУ? Какая разница!»
Об этом подозрительном случае Поляков почему-то не доложил непосредственному по основной службе начальству, хотя понимал, что его «пасут» жестко, прессуют почти «внаглую», демонстративно сопровождая по маршрутам его движения в городе. И о таких вещах он просто должен был, обязан был поставить в известность оперативное руководство.
По всей видимости, смалодушничал — побоялся, как говорится, на себя «наводить тень на плетень». Это была жалость к самому себе — самый презренный вид малодушия. Быстро надутый «опыт», а вернее, его отсутствие, сковал правильный ход взаимоотношений с начальством, это привело в дальнейшем к непредсказуемым последствиям. Истина отличается от реальности. Реальность зависит от того, кто ее воспринимает, в то время как истина — это какова реальность на самом деле. Реальность воспринимается, истина распознается. Поляков же все перепутал, считая, что истину он быстро воспринимает, а реальность легко распознает. А отсюда он сделал ошибочный вывод, что можно лгать безболезненно начальству, а в конечном варианте с пользой для себя. Но ложь перед собой, как говорил Леонид Андреев, — это наиболее распространенная и самая низкая форма порабощения человека жизнью. Особенно опасно привыкание к ней в разведке, где верхоглядство дорого стоит, иногда самой головы.
Во второй и третий выход в город повторилось то же самое. Его «брали» под наблюдение знакомые уже парни при выходе из офиса и вели по «уличным клеткам» Нью-Йорка. Он улыбался янки, так как был спокоен — вышел в город по бытовым делам, а поэтому ни за свою судьбу, ни за судьбу подопечного соплеменника-коллеги он может не беспокоиться. Он вольная птица — идет изучать понравившийся ему товар в магазинах и сам город. Его поражали качество и ассортимент инструмента, фотоаппаратуры. Рыболовецких снастей и, конечно же, охотничьего оружия.
Оба последних случая теперь он не утаил, а со всеми мельчайшими подробностями доложил о них руководству.
— Что скажу, ничего хорошего в этом нет, но, я думаю, янки выполняют требования некоего общего плана. Походят за тобой и отстанут, переключившись на другого сотрудника. У них такая «музыка» практикуется, хотя надо быть осторожным при проведении боевых операций. Они знают хорошо свое дело, — заметил коллега-руководитель.