Наследники СМЕРШа. Охота на американских «кротов» в ГРУ

Через некоторое время, просматривая в открытой библиотеке ГРУ зарубежную периодическую печать, Поляков снова в газете «Нью-Йорк таймс» обнаружил зашифрованный под бытовое объявление сигнал — тайник «Лес» обработан.

Перевод публикации:

«Муди, Дональду.

Наше дело откроется 28 августа. Тебе следует повидать брата Б. Перед этим обговорить в деталях свою позицию в этом деле. Напиши тете Б. Мы посетим Б. после 28. 08. Все будет хорошо. Наилучшие пожелания Э. и Д.

Клостер».

Он был «на седьмом небе» от счастья. Крылья радости легко понесли его домой — в уютную квартиру, к семье, где его ждали жена и сыновья.

ЦРУ получило «товар» от своего агента — секретные данные по офицерам военной разведки и новым структурным подразделениям, образованным в ГРУ Генштаба.

Нужно заметить, что, согласно плану операций по связи, тайниковые закладки Поляков должен был осуществлять примерно раз в квартал в местах, подобранных американцами в основном по маршруту его следования на службу и обратно: в парке имени Горького, в районах улиц Большой Ордынки и Большой Полянки, у метро станции «Добрынинская» и на троллейбусной остановке «Площадь Восстания».

С 1962 по 1965 год Поляков провел шесть тайниковых операций. Этот вид контакта в линии агент — разведчик в условиях Москвы советский полковник считал наиболее подходящим.

О выемке тайников, заложенных Поляковым американцам, сигнализировали еще два объявления в газете «Нью-Йорк таймс»:

«Муди, Дональду.

Разочаровал тебя, не видел дядю Ч. Он был в прекрасном здоровье, хотя дело временно закрыто. Мы будем советоваться об открытии снова. Привет братьям.

Клостер».

И второе:

«Муди, Дональду.

Очень рад услышать о твоих успехах. Скоро приеду к тебе. Все прекрасно.

Джон».

Именно отсутствие личных контактов с сотрудниками американских спецслужб в советской столице помогло ему избежать неминуемого провала.

Глава 7 Джеймс Энглтон в судьбе Полякова

Джеймс Энглтон — руководитель созданного им в 1954 году в ЦРУ управления внешней контрразведки. На эту должность его назначил сам Ален Даллес, у которого он пользовался большим доверием и считался работягой, преданным делу борьбы с иностранными разведками.

Эти близкие личные отношения с директором ЦРУ давали начальнику внешней контрразведки неограниченный доступ в «главный кабинет», что вызывало зависть и ревность у сослуживцев. Кроме того, американских оперативников советского отдела раздражало, что «умники» Энглтона могут приказать прекратить изучение и разработку любого перспективного источника без объяснения причин. Но Джеймс, которого называли лидером фундаменталистов от разведки, не обращал внимания на факты проявленного недовольства. Его жизнь была службой, а служба — жизнью. У него отсутствовали амбиции чиновника, мечтающего о служебной карьере, поэтому никто из шефов ЦРУ не видел в нем угрозы своему положению в качестве соперника. Только по этой причине, имея своеобразный «золотой ключ», он мог беспрепятственно выходить без всяких там бюрократических процедур на любого шефа ЦРУ и открывать легко двери их кабинетов. А было за всю его службу пять такого высокого достоинства начальников — директоров ЦРУ: Уолтер Беделлом Смит, Ален Даллес, Джон Маккоун, Уильям Рэйборн и Ричард Холмс.

«Почему мои завистники всегда чем-то огорчены? — не раз задавал себе вопрос главный контрразведчик ЦРУ и тут же на него отвечал: — Потому что их снедают не столько собственные неудачи и проколы в работе, сколько мои успехи и теоретические разработки против деятельности восточного монстра — КГБ. А вообще эта жизненная болячка распространена повсюду. И с этим надо смириться. Только отец не завидует таланту сына. Главное в жизни и службе — carpe diem — лови текущий день! Мелочи ведут к совершенству, а совершенство не мелочь. Победы и результаты у меня все еще впереди!»

Но успехи в поисках «зловредного грызуна» в недрах ЦРУ были более чем скромными. В основном они ограничивались призрачными надеждами. У него впереди были не столько розы, сколько шипы. Розами он субъективно считал свои теоретические обоснования обязательного нахождения агентов КГБ в Лэнгли, а шипами объективно — организованная им фактическая «ежовщина» в недрах ЦРУ. Замысловатый орнамент своих версий, который терпеливо годами складывал и проверял Энглтон, со временем терял свою эстетическую и оперативную завершенность. Он стирался, как узоры на майке, нанесенные некачественным красителем, под воздействием воды и солнца. Время и обстоятельства меняли личность. Менялась и обстановка вокруг него.