Жизнь его обрела смысл только после того, как его занесло к Стоунхенджу — по пути в Гластонбери, где он надеялся раздобыть по дешевке одежду и, может быть, немного деньжат. Но на музыкальный фестиваль он так и не попал. Момент солнцестояния так поразил его, что он не смог уйти. Так и прижился, помогая с уборкой и берясь за любую работу, имевшую отношение к магическим камням.
Он работал с Шоном уже три года, и между ними сложились отношения мастера и подмастерья. Шон поддерживал его и делился знанием — с тем же постоянством, с каким прихлебывал густой крепкий чай из своего верного термоса. Он каждую смену опрашивал своего подопечного, проверяя, достоин ли тот вступления в сплоченные ряды Последователей.
— Вопрос первый. — Шон строго взглянул на ученика. — Что это за камни и что значат они для Ремесла?
Джонс ухмыльнулся — простой вопрос.
— Камни — наши Святыни. Они — источник всей земной энергии. Они для нас — защита, покровительство и жизненная сила.
В награду Грабб плеснул чая в темную кружку Ли.
— Хорошо. А почему Святыни даруют нам такое благословение?
Джонс сделал глоток темного эликсира. Они стояли у дорожного шлагбаума за стоянкой.
— Мы — последователи Святых, потомки тех, кто воздвиг здесь великанов тысячи лет назад. Кости и кровь наших предков питают Святых, а когда-нибудь и наши останки последуют за ними.
Над крышечкой термоса, из которой пил Грабб, поднимался пар. Он глотнул горячего чая и спросил:
— А как Святые благословляют нас?
— Своей духовной энергией. Они передают ее нам через камни, и их благословение защищает нас от жестокости болезней и унижений нищеты.
Грабб остался доволен. Ученик хорошо вызубрил основы. Похвально. Он подлил Ли еще чаю.
— А чего ожидают Святые в ответ?
— Почитания. — Это слово Ли произнес с искренним воодушевлением. — Мы должны признавать их, чтить их, верить в них и следовать их учению по слову их оракула, Мастера Хенджа.
— Все правильно, Ли. Помни о тех, кто хотел бы похитить наше наследие. Помни католиков с их каменными скрижалями, якобы дарованными богом. Они сварганили эту историю через две тысячи лет после установки Святынь здесь, в Англии.
Ли кивнул. Он понимал. Нельзя сбиться с пути, увлекшись другими религиями, системами ложных верований, с блистающими молитвенными домами, еженедельно собирающими с прихожан деньги и создающими собственные банки и государства.
— Шон, — заговорил он, напрашиваясь на утешение. — Ты, я знаю, можешь проследить свой род до тех великих, что передвигали синие камни и сарсены. И это, понятно, делает тебя достойным благословения и покровительства Святых, но как же с людьми вроде меня? Мы — посторонние. Мы нездешние.
Грабб давно привык к вечным сомнениям Ли.
— Мы все здешние, дружище. Пять тысяч лет назад Британию населяло совсем немного людей. В те времена наши предки, может статься, были братьями, самое большее, двоюродными.
Эта мысль понравилась Джонсу. И выглядела разумной. Даже христиане верят в Адама и Еву, в то, что одна минута секса зародила весь род человеческий. Или во что-то похожее, он точно не помнил. Они с Шоном — братья!
— Все хорошо, Ли. — Грабб обхватил широкой ладонью костлявые плечи парня, показывая, как гордится им.
Все же на самом деле он беспокоился — беспокоился, как встретит его протеже ожидавшие его ужасы и испытания.
17
После противостолбнячной прививки и совершенно излишнего, с точки зрения Гидеона, анализа крови его уже под вечер отпустили из больницы. Одно утешение: пока оформлялась выписка, детектив успела прислать ему ключи от отцовского дома.
Подъезжая к нему на такси, взятом у больницы, он увидел, насколько пострадал дом. Пожарные машины перепахали газоны, стена закопчена черным дымом. Провалившиеся окна забиты досками, кирпич растрескался.
Сейчас ему было все равно. Он видел в доме лишь кирпич и известку. Эмоции подступили, только когда он оказался за тяжелой парадной дверью.
Смерть матери перевернула Гидеона. Из уверенно-го в себе экстраверта, доверявшего всему миру, мальчик превратился в тревожного, сторонившегося людей интроверта. Смерть отца принесла новую перемену. Какую, он еще не понимал, но ощущал ее. Гнев, смятение, озлобленность и ощущение острой несправедливости переполняли его и грозили взорваться. Гидеон понимал, что эта буря внутри навсегда изменит его личность.
Он бродил по огромному дому, ощущая себя все более одиноким. Ни братьев, ни сестер, ни бабушек-дедушек. И детей нет. Род Чейзов заканчивался на нем. От того, как он распорядится дальнейшей жизнью, будет зависеть мнение мира не только о нем, но и обо всех Чейзах.
В коридоре он сбросил куртку. Поднялся по широкой лестнице на длинную открытую площадку и некоторое время искал уборную.