Наследники Стоунхенджа

Джимми Доккери, проклиная всех и вся, натягивал спецкостюм из ткани «тайвек». Почему его вечно вызывают среди ночи и всегда подписывают на самую неприятную работу, кладбищенские смены со скучными преступлениями? Любую кашу разгребать достается Джимми. Сперва поиски пропавшего, разборки с самоубийством какого-то старикана, а теперь пожар в сарае. Он полагал, что достоин расследовать более серьезные случаи. Если бы отец, заместитель констебля, знал, на какое дерьмо его посылают, он бы всех поувольнял.

Доккери взмахнул своим пропуском и поднырнул под желтую ленту. Представился усталому патрульному и зашел в почерневший остов сарая. Яркие дуговые фонари освещали обгорелые остатки фургона. Выгоревшую копию того, который он видел в записи со станции обслуживания. Его искала половина полиции округа. Джимми подобрался поближе. Внутри мужчина и женщина, стоя на коленях, осматривали труп.

— Девушка? — спросил Джимми. — Та, которую разыскивают?

Вопрос мячиком отскочил от спины патологоанатома Лизы Гамильтон. Она узнала его по голосу.

— Нет, это мужчина, и, сержант, маленькая просьба, не стойте над душой, не приставайте, не раздражайте меня и — ни в коем случае — ничего не трогайте.

— Понял.

Джимми на это было наплевать. Он от всех только и слышал — «не» да «не». Кроме того, к Лизе он питал слабость. Даже в два часа ночи она расшевелила в нем какие-то первобытные чувства.

Подглядывая из-за плеча, он видел, что труп похож на подгоревшее барбекю — тошнотворная смесь черного и розового. Клочья одежды пристали к обугленным костям, смолистые лужицы человеческого жира разлились по остаткам днища фургона. Джимми заметил, что часть металлической рамы выгнута вверх.

— Здесь что, взрыв был?

— Газовый баллон, судя по всему, — вставил молодой эксперт, рябой парень с волосами-иголками. — Видно, что взорвалось под горелкой плиты.

Джимми обошел их и осмотрел весь выгоревший фургон.

— Девушки не было? — окликнул он через плечо. — Вы уверены, что ее здесь нет?

Лиза Гамильтон, не разгибаясь, повернула голову:

— Вы серьезно предполагаете, что я могла не заметить целую женщину?

Он понял, что сказал глупость.

— Нет, конечно. Просто мы с ума сходим, ее разыскивая.

Патологоанатом ответила все так же мрачно:

— Никаких пропавших женщин. Пока меня интересует имеющийся здесь мужчина. И я хотела бы отдать ему последний человеческий долг, основательно расследовав его смерть.

Джимми понял намек и попятился. Еще один из группы экспертов трудился, вкладывая в пакеты и снабжая этикетками все, что удавалось поднять или отскрести с пола и со стен. Джимми увидел груду бумажных мешков: с разбитой рюмкой, обгорелой сковородкой, пустой водочной бутылкой и почерневшими столовыми приборами.

Рядом с ним оказалась женщина с пластиковым пакетом для улик.

— Мы нашли в бардачке права и документы на аренду машины. Прокоптились, но целы.

Джимми поднес пакет к свету и с трудом разобрал: «Эдуард Джейкоб Тимберленд». Ему стало грустно. Когда знаешь имя, к человеку относишься по-другому, он уже не совсем чужой. Джимми окликнул патологоанатома:

— Проф, мне надо в отдел. Когда у вас будет готов рапорт?

Она не оторвалась от осмотра.

— После завтрака. Я пришлю по связи, а к полудню буду доступна, если вы захотите поговорить лично.

— Спасибо.

Он бы очень хотел поболтать, например, за кофе. Как знать, что бы из этого вышло… Джимми махнул рукой на прощание.

— Всем доброй ночи!

В ответ ему что-то пробурчали. Он уже выходил из сарая, когда услышал задорный ответ профессора:

— Доброго утра! Не шутите с фактами, детектив, уже утро!

66

Гидеон с бьющимся сердцем вставил в плеер старую кассету.

Женщина, возникшая на экране, мало походила на его любимую мать. Он ожидал увидеть красавицу с венецианского видео. Смешливую, полную жизни. Но не это.

Она сидела на больничной кровати, опираясь на гору подушек. Судя по ракурсу, снимала себя сама. Лицо — обтянутый кожей череп, преждевременно поседевшие тонкие волосы и измученный взгляд по-красневших глаз.

Мэри Чейз, улыбавшаяся сыну через монитор и годы, была близка к смерти.

«Гидди, мой милый. Мне будет так не хватать тебя. Я надеюсь, тебя ждет долгая и очень счастливая жизнь, и ты узнаешь, сколько радости приносят дети. С твоим рождением моя жизнь стала полна. Мне ничего больше не хотелось, только чтобы ты, я и твой отец были счастливы вместе. — Она переждала нахлынувшие эмоции. — Дорогой, этому не суждено случиться. У меня осталось не так много времени, но я должна что-то сказать тебе, поэтому оставляю это сообщение до времени, когда ты станешь старше, достаточно взрослым, чтобы увидеть меня в таком состоянии и не испугаться».

Гидеону пришлось вытереть слезы. Он впервые осознал, что ему не позволяли видеть мать в ее последние дни, в период, когда она была так ужасно истощена. Мэри Чейз тоже плакала, протягивая руку к своему единственному сыну.