В голове у Жени возник образ белозубого врача с холёным лицом, только лысого, с красными глазами. Рот доктора был открыт, и в нём виднелось что-то чёрное. Образ мелькнул и быстро стёрся, а разум захватило вялое отупение.
— Нет, не стоит… я завтра зайду к нему сам… Мы так… договаривались.
— Идите в свою комнату и ложитесь спать, — посоветовала медсестра. — Процедура потому и делается вечером, чтобы продолжиться естественным сном.
— Да, я понимаю…
Он вышел из кабинета и остановился посреди коридора, пытаясь увидеть собственную светотень, но опять ничего не вышло. Хорошее сразу после пробуждения самочувствие стремительно ухудшалось. Женя резво поднялся по лестнице, торопясь покинуть подвал, выйти из медицинского корпуса и оказаться наконец на улице — так стало вдруг душно и жарко, хотя в здании работал кондиционер. Слышен был его тихий шелест, и кожи касались прохладные потоки воздуха, но облегчения телу не приносили: жар шёл изнутри — давящий, тяжёлый, словно в солнечном сплетении рос и уплотнялся горячий влажный ком.
Выбежав на улицу, Морозов глубоко вдохнул, и чёрные шарики вновь пришли в движение. Они больно стукнули в затылок, стремясь повалить Женю назад, но он удержался и сквозь разбитую светом фонарей ночь двинулся к своему корпусу, стараясь ступать и дышать ровно. В кармане звонил телефон, но Морозов решил разобраться с этим потом, а пока шёл до своей комнаты, вообще про звонок забыл. Как и про всё остальное. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это лечь и не шевелиться, что Женя и сделал, едва добрался до кровати — упал на неё ничком и отключился.
Он даже дверь за собой не закрыл, так что на следующий день Надя зашла прямо в номер и принялась будить своего вконец заспавшегося парня.
— Лечебного и ночного сна, как я вижу, тебе явно не хватило, — со страхом и беспокойством констатировала она. — Что случилось, Жень? Я насилу тебя растолкала! Ты заболел?
Надя прикоснулась ладонью к его лбу, и Морозову вдруг стало так приятно, как никогда в жизни.
— Горячий, по-моему, — нахмурилась она. — Тебе надо к врачу!
Ладонь скользнула было прочь, но Женя удержал её и взмолился, с трудом разлепив губы:
— Нет, не убирай! Пожалуйста…
Он притянул Надю к себе, рыбка выскользнула из выреза блузки и коснулась его разгорячённой груди.
— Как-то плохо ты говоришь, надо немедленно…
— Не надо, — прошептал он, купаясь в нежном… тепле?.. мягкой… прохладе? — Женя не мог определить, да он и не старался, просто впитывал это чудесное нечто и расплывался в блаженной улыбке. — Просто побудь со мной, пожалуйста.
— Ну ладно, — удивлённо согласилась Надя и, обняв его, прилегла рядом.
— Как же хорошо, что ты пришла, даже не представляешь! — едва слышно пробормотал Морозов, утыкаясь головой в её шею.
— Пришла бы раньше, если бы на телефон отвечал!
— Извини, не слышал…
— Ни на завтрак, ни на обед сегодня не пришёл! — упрекнула Надя.
— Проспал.
— Но это же ненормально, столько спать, ты же… — Она вздохнула и неожиданно замолчала, так и не договорив фразу, взгляд сделался рассеянным.
— Нормально! — почти беззвучно выдохнул Женя, когда то, что давило его изнутри, вдруг окончательно спало, сдалось, растворилось под натиском охватившей его радости. Мучительный блок, который не давал включить лампочные способности, пал — Морозов моргнул и без всяких усилий увидел свою и Надину светотень: они полностью слились, глубоко проникая друг в друга.
После поездки к восстановительному бассейну Вера проспала часов тринадцать кряду и встала разбитой. Сразу вспомнилось, как она зимой устроилась сотрудником для пересчёта товара ночью — уж очень зарплата была отличная и график удобный. Но всё оказалось гораздо тяжелее, чем думалось: утром она бежала на занятия в универ, потом делать домашние задания, а вечером — на работу в супермаркет. На отдых оставалось часа четыре в сутки, а иногда даже три, так что выдержала Вера всего пару месяцев. После этого она тоже много часов отсыпалась и ходила потом, будто пыльным мешком пришибленная.
Банка мягко светилась на столе, играя разноцветными отблесками по стенам и потолку. Схватив её, Вера закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться, как тогда в лесу, чтобы в голове возникли мысли и чувства Антона, но ощутила лишь приятную, расслабляющую ласку, словно он тихонько погладил её по голове, уговаривая не нервничать.
«Всё хорошо, всё правильно, не волнуйся!» — вот и всё, что ей удалось считать, а потом сознание Антона куда-то исчезло. Может, это из-за того, подумала Вера, что там, в бассейне, считать получилось далеко не всё?..
«Ничего, я скоро ещё раз съезжу и восстановлю тебя, Антон, не волнуйся!»
Она обняла банку и прижалась к прозрачной стенке щекой: «Как же мне тебя, оказывается, не хватало! Вот уж воистину: что имеем, не ценим, а потерявши плачем!..»
До того, как ожил браслет, Вера, конечно, вспоминала Антона, скучала и могла даже порой всплакнуть, но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в душе теперь, когда отблеск его личности был здесь, у неё в руках.