Наследники Ваньки Каина (сборник)

Но какие доводы у вас? — спросил Клейн. — Почему я дольжен виставить охрану к вам, а не к остальным ста тисячам граждан нашего города?

Вы не понимаете! — закричал, внезапно багровея и начиная задыхаться, Шварц. — Что думают люди? Они думают, что Шварц — богач. Эта публика не понимает, что я лишь маленький ремесленник. Я могу оправить бриллианты, но я не владею ими. А кто такой бандит? Разве он умный человек? Он такой же! И он думает, что Шварц богат, как четыре испанских короля. Они придут! Я знаю...

Все молча смотрели на него, Филин фыркнул и отвернулся. Остальные молчали.

Смеются, — с горечью сказал Шварц, — он смешон, старик Шварц! Он так боится за свою драгоценную жизнь! Но старик Шварц боится не за свою драгоценную жизнь, уважаемые. Он умрет, а его семье надо кушать. А кто будет кормить четырех пожилых женщин, для которых я работаю? Без меня им долго не протянуть. Приставьте ко мне охрану, гражданин главный начальник, я заплачу.

Гражданин Шварц, — медленно сказал Клейн, — я понимаю вас... Но ми не можем приставить охрану к вам или вашей квартире. Не можем.

Шварц опустил голову, долго думал, потом встал.

—Они убьют меня, — сказал он, — это здесь. — Он приложил ладонь к сердцу.— Я знаю, я не придумал это. Они убьют меня. А вам будет стыдно.— И сгорбленный, длинный, он медленно вышел в коридор. Филин захохотал:

—Вот чучело!

Клыч и Клейн одновременно взглянули на него, потом друг на друга и опустили головы.

—Товарищ Клич, ко мне, остальным на работу!— приказал Клейн и вышел из комнаты.

На обед Стаса и Климова повел Потапыч. Старик почему-то был привязан к этим двоим. Решили идти не в нарпитовскую столовую, а в «Культурный отдых» Семина. Место было подозрительное, но кормили там хорошо.

В плохо освещенном помещении столы стояли далеко друг от друга. Поэтому было здесь приятно разговаривать о делах интимных и конфиденциальных. За столами, округло обходящими кухню и буфетную стойку, оживленно беседовали люди в толстых пиджаках, в брезентовых плащах, сплошь в пыльных сапогах — приезжие. В трактире этом собирались по большей части лошадиные барышники и конокрады.

И по расстегайчику!— говорил Потапыч, нежно поглядывая па полового.

Выпить чего не прикажете?

Чаю!— отрезал Потапыч.— И поторопись, любезнейший.

Половой исчез.

Эх, Потапыч, Потапыч,— сказал Стас.— Он член профсоюза небось, а вы ему, как при царизме, «любезнейший».

Это не оскорбление,— отбился Потапыч.— А потом, милостивые государи, я человек старый, и перековать меня полностью невозможно.

Подали первое. Климов и Стас так навалились на щи по-крестьянски, что некоторое время не могли принимать участия в беседе. Потапыч же ел мало, зато много рассуждал.

Война, как и всякий долговременный период насилия, порождает огромное количество человеческих отходов, шлаков — всякого рода злодеев, вот хоть того же Кота... Вот скажи мне, ты за любую революцию? Где бы она ни была? Какая бы ни была?

А как же!— чувствуя какой-то подвох, сказал Стас. — Но за пролетарскую, конечно.

— А не кажется тебе, что революция — это только средство, а цель — совсем иное.—Какое средство? Чего ты мне поешь?— обиделся Стас. — Революция — это цель!

А разве не цель — счастье людей?

Ну и это!— сказал Стас. — Оно сюда входит...

Никуда оно не входит,— сказал Потапыч.— Счастье — это свобода, равенство, братство, материальное благополучие. А если это цель, то ее в разных условиях можно достигать разными путями, и эволюция тут ничем не хуже. К тому же при ней меньше затрат, меньше погибает людей и культурных ценностей.

—Оппортунист ты, Потапыч,— сказал Стас. — Да сколько ждать-то ее, твою эволюцию? Раз одни могут ждать до упаду, а другим остается лишь с голоду дохнуть, выход один — революция. Она-то и дает и счастье, и свободу, и равенство, и братство.

—Поглядите-ка, братцы, в угол, только не очень пристально,— прервал их спор сидевший лицом к двери Климов.

Стае, сделав вид, что хочет позвать полового, оглянулся, потом тоже будто бы за этим, помахав рукой, обернулся Потапыч. За столиком около двери сидел Гонтарь и уныло прихлебывал пиво. Заметив глядевших на него товарищей, он едва заметно покачал головой. Они отвернулись. Климов, у которого осталась возможность наблюдать, комментировал.

—О,— сказал он,— ребята, а ведь он знаете кого «ведет»? Клембовскую!

В дверь трактира действительно вышла Клембовская в сопровождении женщины лет пятидесяти в длинном платье и шляпке. Через секунду исчез и Гонтарь.

—Значит, Клейн установил за ней наблюдение,— сказал Климов.

Но почему наших на этих делах используют?

Начальник знает, что делает,— ответил Стас. — У ребят из других бригад тоже дел по горло.