Наследники Великой Королевы (др. изд.)

— Это почта. Вам письмо, хозяин! — крикнул Тод Кэрсти, вбегая в помещение с письмом в руках. Он был уверен, что дело крайне важное и срочное, потому что над адресом была приписка: «Не терпит отлагательства. Доставить как можно быстрей», а внизу была еще одна с множеством восклицательных знаков: «Гони, почтарь, гони!! Гони что есть мочи!!!»

— Тод, — с улыбкой обратился к подмастерью Темперанс Хэнди, забирая у него письмо, — ты меня просто умиляешь своей наивностью.

— А в чем дело, хозяин?

— Да разве тебе неизвестно, что к такому способу прибегают все отправители писем, когда хотят ускорить их доставку? Кто же не знает, что королевские почтари любят не в меру задерживаться во всех встречных кабачках и харчевнях? Я полагаю, что это всего-навсего письмо из Дувра от моего брата Тоби. А извещает он меня о том, что наш дядюшка Григгс наконец-то скончался и оставил мне в наследство целых пять фунтов из своих-то нескольких тысяч.

Прочитанная верхняя страничка письма с пятном типографской краски от большого пальца Хэнди упала на пол. Я увидел как он покачал головой.

— Дядюшка Григгс в самом деле умер, но только он не оставил мне ни единого пенса. Собственно говоря, другого от старого скряги было трудно и ожидать, но я все-таки расстроен, мальчики. Ведь я собирался истратить свою долю наследства на изготовление нового готического шрифта. Это должны быть литеры красивые и строгие без всяких безвкусных финтифлюшек, которыми французы украшают свои заглавные буквы. А теперь нам придется подождать.

В жизни у моего наставника (о наших с ним довольно необычных отношениях будет сказано немного ниже) имелись две основные причины для огорчения, и они весьма часто приводили к вспышкам гнева с его стороны. Во-первых, недостаточное, по его мнению, почтение, с которым люди относились к его профессии. Ибо по глубокому убеждению Темперанса Хэнди не было занятия более благородного и полезного, нежели книгопечатание. Сравниться с ним могли разве что живопись и ваяние. Даже поэзию (а именно сочинение сонетов для услады слуха дам) он ставил гораздо ниже. Вторым источником раздражения была приверженность наших печатников к французскому шрифту.

— Вы только взгляните, — говорил он своим подмастерьям, когда в его руки попадала новая книга. — Как можно читать такой шрифт? Сплошная чернота! Будто сам дьявол наследил. Если это продолжится, уверяю вас, что самое позднее к 1650 году все ученые попросту ослепнут! — С особой неприязнью он относился к работам великого Джефроя Тори, который утверждал, что способен работать над новым шрифтом только на огромном листе, разделенном на две тысячи клеток. Лишь в этом случае, полагал он, можно добиться идеальной конфигурации и пропорций. Хэнди был с этим категорически не согласен.

— Глупости, — ворчал он, — шарлатанство чистой воды.

Я наблюдал как он дочитывает письмо. Внезапно выражение его лица изменилось.

— А вот наконец и настоящие новости! — воскликнул он. — «Королева Бесс» вчера вечером бросила якорь в Дувре. Джон Уорд уже на берегу и просит Тоби передать, что сегодня в четыре часа прибудет сюда!

Мои ноги соскользнули с деревянного чурбака и с глухим стуком опустились на пол. Испанская грамматика выпала у меня из рук.

— Джон Уорд возвращается! — воскликнул я. — Нам нужно отметить его прибытие — разжечь большой костер…

— Да это нам обязательно следует сделать, несмотря на все запреты, указы и договоры короля Иакова. [3] — Надо сказать, что мой наставник глубоко презирал нового короля за тот мир, который он заключил с испанцами, и в своих чувствах был далеко не одинок.

В конце концов ты все-таки оказался прав, Тод — новость действительно важная. Умой лицо и беги к городской ратуше. Нужно как можно быстрее оповестить всех.

Потом Темперанс Хэнди велел двум своим другим подмастерьям возвращаться к работе, а я неожиданно понял, что принял важное решение. Я встал с табурета в углу мастерской, где столько лет грыз гранит знаний и изучал иностранные языки под руководством моего доброго наставника.

— Я решил закончить свои занятия.

Кустистые брови Хэнди, придававшие ему сходство со старым гончим псом, удивленно приподнялись.

— Ну что ж, Роджер, — мягко произнес он. — Я считаю, что сумел передать тебе все свои скромные познания. Разумеется, ты можешь продолжить свое образование в колледже, я много раз говорил об этом твоей матери. Но откуда столь внезапное решение? Это как-то связано с известием о прибытии Джона Уорда?

Я оглянулся для того, чтобы убедиться в том, что нас никто не подслушивает.

— Именно так, сэр, хочу идти с ним в море, — ответил я. — Но это вовсе не внезапное решение. Оно уже давно у меня созрело.

— Но зачем же тогда было получать классическое образование? Неужели лишь для того, чтобы стать моряком? И что скажут по этому поводу твои мать и тетушка?

Мне очень хорошо было известно, что они скажут.