Наследники замка Лейк-Касл

Женили принца еще в пятнадцать лет из чисто политических соображений. Невесте было тогда и вовсе тринадцать. Однако брак оказался удачным, и невеста со временем расцвела, радуя глаз молодого мужа. Одно было плохо: уже двое детей, рожденных ею, прожили всего лишь несколько недель. Королевский лекарь объяснил принцу, что супруга его слишком рано понесла в первый раз, не успев еще окрепнуть как женщина. Да и потом совсем не отдохнула после рождения первого ребенка, вот беда и случилась опять. Но Эдуард лишь фыркнул в ответ. И что же делать, если он, как все Плантагенеты, горячий и сильный мужчина? Да и сама Элеонора тоже падка на телесные утехи.

Так или иначе, но какие-то средства жена ему принесла, и крайне честолюбивый и взрывной по характеру Эдуард вынужден был обходиться именно этими деньгами. Естественно, это не способствовало его добросердечным отношениям с отцом, и в конце концов он рассорился с ним вдрызг. При этом принц отказался и от единоутробных братьев отца, Лузиньянов, которых поддерживал еще совсем недавно. Эдуард вообще принял сторону взбунтовавшихся баронов, требующих реформирования власти в стране и полного устранения от государственных дел этих самых, любимых королем Генрихом, многочисленных Лузиньянов.

Одним из главных реформаторов в баронской среде был Ричард де Клер, граф Хартфорд и Глостер. Вот с ним-то теперь и свел дружбу наследный принц Эдуард, который сейчас пребывал в его родовом замке Тонбридж в Кенте.

Полученные сведения совсем обескуражили Генриха. Он не мог понять таких взаимоотношений между сыном и отцом, в его голове это не укладывалось. Но делать было нечего. Не затем они проделали такую дорогу, чтобы вернуться домой ни с чем. Тем более что, уезжая, Генрих твердо пообещал барону Алену:

– Я вернусь рыцарем, отец, или не вернусь совсем. Верь в меня. Твоя вера будет мне лучшей поддержкой.

– Я верю в тебя, сынок, – отозвался барон, – и с нетерпением буду ждать весточки от тебя.

И только теперь Генрих понял, как тяжело было отцу отпустить его.

Но сейчас надо было покидать столицу и двигаться в Кент, искать замок Тонбридж.

Ехать было недалеко, как они узнали, всего-то миль тридцать. Но сегодня отправляться в путь было уже поздно. Поэтому устроились на постоялом дворе, дали отдых себе и лошадям. А наутро тронулись в путь.

День был теплый, солнечный. Здесь, на юге, было значительно теплее, чем у них в приграничье. Для Генриха это было не в новинку, он ведь уже и во Франции побывал, а его воины чуть ли не разомлели на ласково греющем солнышке.

Но вот они достигли реки Медоуэй, довольно широкой, хотя до Темзы ей, конечно, было далеко, и на северном ее берегу увидели замок, к которому держали путь. Навеваемую теплом негу сразу как ветром сдуло. Отряд застыл на месте, разглядывая открывшуюся им картину. Тонбридж был очень внушительным сооружением, взять которое нелегко, если вообще возможно. И от него явно веяло угрозой.

– Ты смотри, какие мощные стены, Генри, – заметил наблюдательный Джеф, – футов шесть толщиной, думаю, если не больше.

– Да уж, – отозвался Генрих, внимательно рассматривающий крепость, – и ворота им под стать.

Замок стоял на равнине, но подступы к нему были хорошо защищены. Вокруг толстых высоких стен насыпаны мощные земляные валы и проложены широкие рвы, заполненные водой из реки. А по сторонам больших крепких ворот возвышались две массивные круглые башни с окнами-бойницами и машикулями [1] наверху. Да, граф де Клер надежно обезопасил себя от нежелательных вторжений.

Генрих смотрел на это неприступное мрачное сооружение, и в душе его таяло желание попасть вовнутрь. Но это же глупости, тряхнул он головой, какие-то детские страхи, право. Не затем ведь они проделали такой путь, чтобы отступить перед замком, вызывающим неприятное ощущение скрытой угрозы. В конце концов, они давно не дети, чтобы пугаться неизвестного, и приехали сюда как друзья. Но трогаться с места почему-то не хотелось.

– Да, в этакую крепость попасть не так-то легко, – проговорил он задумчиво.

– Ага, а выйти из нее, думаю, и того сложнее, – прищурившись, отозвался находящийся рядом Джеф, глаза которого не выражали восторга.

Но сейчас подвесной мост через ров был опущен и ворота открыты. И их уже заметили стражники. Нужно было или ехать вперед, или поворачивать коней и стремглав уноситься прочь, чего лорэловская гордость, приправленная толикой королевской крови, конечно же, не допускала.

Генрих тронул коня и медленно двинулся вперед, воины из Лейк-Касла сгрудились за его спиной, готовые защищать своего предводителя до последнего. Им тоже было не по себе.

Охране Генрих объяснил, что приехал со своими воинами издалека, с севера, чтобы служить принцу Эдуарду. Те послали за капитаном и после долгих объяснений северян впустили их наконец во двор замка. Он был почти весь выложен камнем и смотрелся так же неприветливо, как и снаружи.

– У меня такое чувство, что мы сейчас все вместе добровольно влезли в мышеловку, – пробурчал Сэм Вуд, самый подозрительный из всех.