Внизу было темно и тихо. Очевидно, юная вампирша (или, точнее, дампирша, если придираться к словам) и впрямь умаялась, раз все еще не проснулась. А ведь снаружи был уже день, в этом можно было убедиться, попросту распахнув ставни. То, что вампиры ночные существа, не более чем суеверие – они одинаково хорошо чувствуют себя в любое время суток. Просто в обыденной жизни удобнее бодрствовать днем, а вот воевать как раз наоборот. В результате в любом городе можно найти пару-тройку вампиров, живущих жизнью обычных людей, и никто не подозревает, что они не те, за кого себя выдают. Единственный минус – кровь, в которой эти существа нуждаются, иначе нарушается их обмен веществ, но и тут все решаемо. В конце концов, кровь животных ничем не отличается в плане усвояемости от человеческой, надо ее совсем немного, пару ложек в неделю, а острый приступ голода всегда можно задавить банальным плохо прожаренным бифштексом. Так что любовь вампиров к питию из горла, причем человеческого, не то чтобы байки, а, скорее, описание моральных уродов, таким образом демонстрирующих свое превосходство над людьми и самоутверждающихся. Кстати, эти умники обычно плохо кончают – вампир, конечно, быстр и силен, но толпа крестьян с тяжелыми осиновыми кольями в два счета сначала переломает ему все кости, а потом сожжет бездыханное (а если очень не повезет, то еще дышащее) тело на костре из все тех же многострадальных кольев. Тоже, надо признать, суеверие. Никакими особыми преимуществами в плане убиения кровососов осина перед другими материалами не обладает, однако же – традиция.
Ну что же, теперь придется готовить завтрак. Торн дико не любил этим заниматься, предпочитая обходиться бутербродами, но тут вроде как гостья, поэтому никуда не денешься. Так что когда девушка, зевая, потягиваясь и поводя носом на вкусные запахи, выбралась из своей комнаты, она обнаружила хозяина, прыгающего вокруг плиты в изрядно засаленном фартуке. Надо сказать, мало кто мог похвастаться, что видел Торна в столь неподобающем мужчине и магу виде.
Увы, спокойно позавтракать ему сегодня было не суждено. Пока так и оставшаяся безымянной гостья умывалась, точнее, плескалась в душе (артезианская скважина с избытком обеспечивала дом Торна водой, оставалось только приспособить несложное бытовое заклинание для регулирования ее температуры), прошло изрядное время. А если его тянуть, то рано или поздно обязательно что-то случится. В данном случае это был стук в дверь.
Двое крестьян в заляпанных грязью лаптях, призванных, очевидно, продемонстрировать, что с деньгами у них совсем швах, неуверенно топтались у крыльца. При появлении Торна оба поклонились в пояс:
– Батюшка помирает. Взглянули бы, ваша милость…
Ну, почему бы и не взглянуть, тем более, телега с густо облепленными грязью колесами стояла почти рядом. Как они ее протащили по раскисшей дороге? Точнее, как справилась с этим худая, заморенная лошаденка? Нет, до деревни всего ничего, конечно, но дорога… Коняшку жалко.
Торн спустился с высокого крыльца, мимолетом отметив, что лапти лаптями, а одежда на мужиках пусть и неброская на вид, но весьма даже добротная. К такой больше подходят крепкие сапоги, и наверняка у просителей они имеются. Вот только хотят выглядеть нищими и убогими. Все как всегда, в общем. Хотя, может статься, просто не хотят портить обувь в непролазной грязи, лапти же, в отличие от сапог, практически ничего не стоят – в доме любого крестьянина их сплетут быстро и вполне качественно.
Размышляя подобным образом, отшельник подошел к телеге, заглянул и с интересом посмотрел на лежащего в куче соломы, влажной от стоящей в воздухе сырости, мужика. Невысокий, но широкий настолько, что не в каждую дверь протиснется, на вид лет сорок пять, черная, без единой нитки седины, бородища едва ли не до бровей. Торн видел его раньше, но вспоминать, кто это, совершенно не тянуло. Много их в округе, всех крестьян запоминать – головы не хватит. Куда интереснее, что же с этим бугаем случилось.
Да уж, видок у мужика был неважный. Лицо, там, где его не скрывала густая растительность, бледное аж до синевы. Поза скрюченная. И впрямь хреново, видать, плюс в телеге наверняка растрясло, плюс одежда, хоть дождя и нет, мокрая насквозь… Брезгливо ткнув в сторону пациента согнутым пальцем, Торн небрежно бросил:
– Раздеть.
Мужики, толкаясь и мешая друг другу, бросились исполнять приказ. С больного стянули верхнюю одежду, рубаху… Торн поморщился – запах от мужика исходил вполне ожидаемый. Запах больного человека. Впрочем, некоторые городские и здоровые пахли куда хуже – все-таки крестьяне традиционно следили за чистотой.