Да, и кто бы запретил вдовцу жениться вторично... и усыновить собственного сына?! Нет, Виктор был не настолько глуп, чтобы решиться на убийство — пример отца, окончившего свою жизнь в тюрьме, был поучителен — но если все произойдет само, скажем, рак... или несчастный случай во время очередного приступа безумия?! И ведь он мог преуспеть!
Теду показалось, что Рене подумала о том же самом и вздрогнула, как в ознобе.
— Не надо, не думай об этом, — быстро сказал он. — Все уже кончилось. Газеты еще немного пошумят и найдут что-нибудь другое. А для тебя это будет уходить все дальше и дальше в прошлое... — Рука его мерно и неторопливо скользила по ее плечам, по спине — успокаивая, приручая, как зверька, готового при малейшей тревоге снова юркнуть в свою норку. — Помнишь, когда-то я спросил тебя: «Что же мы будем делать?» И ты ответила: «Жить!» Вот и давай жить...
Ее губы были сладкими и нежными — такими же, как тогда... Поцелуй длился вечность, и с каждым мгновением Тед все яснее чувствовал, что она оживает, что ее губы уже не просто откликаются, а сами тянутся к нему за лаской. Не страсть, тепло и нежность — вот то, что она готова была дать ему и хотела получить в ответ...
Звонок в дверь прозвучал, как набат — Тед даже не сразу понял, что это такое, а потом вспомнил и чертыхнулся. Принесла же нелегкая! Он, правда, сам договорился с Робером, что в девять тот придет за собакой — но черт бы его побрал с его точностью!
Войдя, старик окинул Теда коротким взглядом, и оба они смутились: Робер — как человек, который в неподходящий момент вкатился в чужую спальню; Тед же, прекрасно понимая, что выглядит несколько предосудительно: и взлохмаченные волосы, и несомненные признаки... возбуждения, которое сразу унять не всегда удается — внезапно почувствовал себя юнцом, застуканным строгим отцом за соблазнением любимой дочери. Каждому хотелось что-нибудь сказать, но слова не шли на ум. Ситуацию еще больше усугубило появление Рене с красноречивым рубчиком от подушки на щеке и припухшими губами — и то, как она мило порозовела и юркнула на кухню.
— Ну ладно, я это... с собакой, — первым нашелся Робер.
— Чего ты торопишься — посиди, кофейку попей, — любезно предложил Тед, надеясь при этом, что старик — чем быстрее, тем лучше — отправится ко всем чертям.
— Да нет... может потом, когда вернусь, — пообещал Робер, надевая на собаку поводок. Чуть замялся и полуспросил-полуподтвердил: — Вроде как действительно в себя приходит, а?..
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Через пару дней, утром, позвонил Ренфро. В этом не было ничего необычного, он звонил почти ежедневно — поэтому лишь через четверть часа, услышав, что в гостиной наступила тишина, а Рене все не возвращается доедать завтрак, Тед пошел на разведку.
Она сидела, глядя на телефон с таким отвращением, будто перед ней стоял не безвинный аппарат, а миска овсянки.
— Неприятности? — спросил он, бесцеремонно поднимая ее и подталкивая в сторону кухни.
— Да нет. Он сказал, что тетя Жермен меня ищет — я ей перезвонила, думала, что-то срочное...
— Ну, и что ей надо? — спросил он, наливая ей свежий кофе взамен остывшего и впихивая в руку слойку — когда Рене о чем-то задумывалась, то забывала о еде.
— Оказать моральную поддержку любимой племяннице, ставшей жертвой развратного авантюриста, — она скривилась, после чего, обнаружив в руке слойку, откусила изрядный кусок и начала молча сердито жевать. Выражение лица у нее было такое, словно она откусывала голову любимой тетушке.
— Она тебе что-то не то сказала?
— Да нет, все как раз в ее стиле. И что Виктор ей никогда не нравился — ах, ах, вот что происходит, когда выходишь замуж за человека «не нашего круга»! И слава богу, что у меня нет ребенка от этого негодяя, и ах, как жалко, что в этом году я не даю традиционный Рождественский бал и у нее нет повода заказать новое платье! А под конец спросила, когда я собираюсь возвращаться домой — ей, видите ли, не терпится меня увидеть.
Эти слова набатом прозвучали в голове Теда: «возвращаться домой...» Стараясь ничем не выдать, как у него сжалось сердце, он небрежно спросил:
— Ну, и что ты ей ответила?
— Сказала, что не знаю, а сама как представила себе, что снова вхожу в дом, где все им... пропитано — и так тошно стало! Те же стены, та же мебель — и лица те же. Как будто ничего не изменилось, а все это, — обвела рукой вокруг, — только во сне было.
— Я точно не сон, — рассмеялся Тед и, подойдя, обнял ее за плечи и потерся щекой о макушку. — Я самый что ни на есть настоящий!
Настоящий... весьма настоящий — и, черт бы все побрал, изголодавшийся по ней до такой степени, что самому не верится. Она опять спала на диване! Точнее, не опять, а все еще, с тех самых пор!