Наследница

- А предположим, - сказал этот джентльмен, круто поворачиваясь к оратору, - предположим, что в пятницу вечером, когда вы выиграли у меня двадцать тысяч долларов, я, вместо того чтобы вручить вам деньги, заартачился бы и заявил: "Слушайте, Билл Уэзерсби, вы круглый болван. Если я отдам вам эти двадцать тысяч, вы спустите их во Фриско в первом же притоне и осчастливите первого встречного шулера. Вот вам тысяча - хватит на мотовство, - берите и проваливайте ко всем чертям!" Предположим, что в моих словах была бы святая истина и вы бы прекрасно это знали: справедливо я поступил бы по отношению к вам или нет?

Но Уэзерсби тут же указал на неуместность такого сравнения, заявив, что он тоже кое-что поставил на карту.

- А откуда вы знаете, - свирепо спросил Гемлин, устремив свои черные глаза на оторопевшего казуиста, - откуда вы знаете, что эта девушка не шла ва-банк?

Тот пробормотал в ответ что-то нечленораздельное. Гемлин положил ему на плечо свою холеную руку.

- Вот что я вам скажу, друг мой: какую бы игру девушка - любая девушка ни вела, она идет ва-банк и ставит на карту все, что у нее есть, в этом вы можете быть уверены. Случись ей вооружиться картами, а не чувствами, играть на фишки, а не рисковать телом и душой, - она сорвала бы все банки на всех зеленых столах отсюда до Фриско! Понятно?

Кое-что из этого - боюсь, впрочем, что в менее сентиментальной форме дошло и до самой Пегги Моффет. Лучший законник Сан-Франциско, которого удалось заполучить вдове и родственникам, в частном разговоре с Пегги объяснил, что ее считают чуть ли не преступницей, неблаговидными путями снискавшей милость пожилого, выжившего из ума джентльмена, чтобы завладеть его состоянием. Если она доведет дело до суда, ее репутация будет погублена. Говорят, что, услышав это, Пегги бросила мыть тарелку и, теребя в руках полотенце, устремила на адвоката свои крохотные голубые глазки.

- Так вот, значит, что про меня люди болтают?

- Увы, милая барышня, свет весьма суров, - ответил адвокат. - Не могу не добавить, - продолжал он с подкупающей откровенностью, - что мы, адвокаты, обязаны прислушиваться к мнению света и, следовательно, займем такую же позицию.

- Ну что ж, - твердо сказала Пегги, - раз уж мне придется защищать на суде свою честь, прихвачу там заодно и три миллиона.

Если верить слухам, в конце своей речи Пегги выразила желание "задать клеветникам хорошую взбучку" и добавила, что она шуток не любит. Беседа кончилась гибелью тарелки, серьезно повредившей чело законника. Но эта версия, весьма популярная в салунах и на приисках, не получила подтверждения в высших кругах общества. Более достоверным можно считать рассказ о свидании Пегги с ее собственным адвокатом. Этот джентльмен указал, насколько выгодно было бы для нее, если бы она могла привести на суде какую-нибудь разумную причину странной щедрости завещателя.

- Хотя, - говорил он, - закон и не оспаривает завещания на основе тех поводов или причин, по которым оно было составлено, все же было бы весьма желательно доказать судье и присяжным логичность и естественность этого поступка, особенно если будет выдвигаться версия о помешательстве. У вас, мисс Моффет, - это, разумеется, между нами, - наверное, есть предположение, почему покойный мистер Байвэйс проявил такую необъяснимую щедрость по отношению к вам.

- Нет, - твердо ответила Пегги.

- Ну, подумайте хорошенько! Не выражал ли он - вы, разумеется, понимаете, что все останется между нами, хотя я, право, не вижу, почему бы и не заявить об этом во всеуслышание, - не выражал ли он каких-либо чувств, которые можно было бы как-то связать с имеющими наступить супружескими отношениями?

Но тут Пегги (ее большой рот все это время медленно открывался, обнажая неровные зубы) перебила его:

- Вы хотите сказать - не собирался ли он жениться на мне? Нет!

- Так, понимаю. Но может быть, он ставил какие-нибудь условия? Разумеется, закон принимает во внимание только то, что упомянуто в духовной, но все же, исключительно ради подтверждения ваших прав на наследство, не припомните ли вы, на каких условиях он вам его оставил?

- Вы хотите сказать: требовал ли он от меня чего-нибудь взамен?

- Вот именно, уважаемая барышня.

Одна щека Пегги стала малиновой, другая - ярко-красной, нос полиловел, а лоб залился багрянцем. Вдобавок к этим не изящным, но весьма драматическим свидетельствам крайнего смущения она принялась молча вытирать руки о платье.

- Понимаю, понимаю! - заторопился адвокат. - Что бы там ни было, условие вы исполнили.

- Нет, - удивленно сказала Пегги, - как же я могла это сделать до его смерти?

Тут уж адвокату пришлось краснеть и теряться.

- Да, верно, он сказал мне кое-что и поставил одно условие, - продолжала Пегги твердым голосом, невзирая на свое замешательство, - только это никого не касается, кроме нас с ним. Вам это незачем знать, да и другим тоже.

- Но, уважаемая мисс Моффет, если эти условия помогут нам доказать, что он был в здравом уме, вы же не станете умалчивать о них, хотя бы для того, чтобы получить возможность их выполнить.