Наследница Бабы-Яги (СИ)

К счастью, коробчонка приземлилась, слегка вздрогнув, но этого хватило, чтобы напомнить о том, где мы находимся и зачем. Салон вновь стал непроницаемым, мягко загорелся свет под потолком. Дверца открылась.

Первым выскочил Кот. Через проём я наблюдала, как он припал к выложенному квадратным камней полу в попытке удержать равновесие.

Затем встал Петя, и я отлипла от Алека, сползая в освободившееся пространство. В салоне в то же время стало тесновато — широкоплечий Петя захватил собой половину пространства.

— Жопа онемела, — пробормотал он и вылез на улицу.

Следом вышел Алек. Он галантно протянул мне руку, помогая.

Лишь немного показавшись снаружи, я тут же наткнулась на чужой взгляд.

«А задница и правда онемела,» — подумала я, отпустив руку Алека и выпрямив спину.

Я, не отрываясь, смотрела в голубые, прямо как небо, глаза. Высокий худой мужчина с жуткими острыми чертами, в серебряным шлеме-короне, обрамляющем лицо, вглядывался в меня так холодно и беспринципно, словно я была прибитой к полотну редкой бабочкой, мёртвой и отданной в его энтомологическую коллекцию.

Странная корона тремя изогнутыми зубьями высилась над его головой: два пониже и один, по середине, самый высокий. У его основания сверкал голубой, точно как глаза мужчины, камень.

Внутри что-то обидчиво зашевелилось. Я непроизвольно вскинула брови, но глаз не отвела. Так и стояли.

— Наигрались? — спросил кто-то и, моргнув, я отвела взгляд. Сколько мы так стояли? И зачем…

— Нет, — ответила в том же тоне. Говорила женщина рядом с коронованным. Две толстые русые косы со вплетёнными бусами ползли по плечам, груди, животу, до самого пола. На голове женщины тремя широкими лепестками сверкал кокошник, да так ярко, что на неё трудно было смотреть. — Морена Владимировна, — представилась, вспомнив о вежливости. — Это — мои спутники: Алек и Пётр Никоновичи, Кот и Череп. Благодарю, что пригласили нас.

— Как заговорила! — усмехнулся коронованный. — А ведь только что так таращилась.

— А сами?

— Я — Великий Государь Кощей Бессмертный, для моего взора нет запретов.

— Сейчас мы с вами на равных, — отметила холодно. Обида за этот долгий препарирующий взгляд не уходила. Она словно и не моей была, да и не за меня, а потому объяснить её или хотя бы утихомирить никак не получалось.

— Точно её племени, — вздохнул знакомый дедовский голос. Я, наконец, собралась, чтобы рассмотреть всю многочисленную встречающую делегацию. Шестеро. Среди них — небезызвестный дед, любитель грибышей и побегов.

— Я полагаю, вы двое успокоились? — женщина в кокошнике улыбнулась и вышла к нам навстречу. — Давненько не приходилось наблюдать такого напряжения. Это у вас родовое, — шепнула она мне доверительно, — не можете вы, ни Кощеи, ни Яги, ни Горынычи, спокойно рядом друг с другом находиться. Всегда то искры, то пожары, то головы.

— Чьи? — пробормотала.

— Неудачников, что под горячую руку попадутся, — женщина взяла меня за руки и по-доброму, ласково, улыбнулась. — Я Марья, пятая Кощеева жена.

— И нравится тебе это упоминать! — Кощей (хотя неправильно его так звать, ведь все они — Кощеи) весь передёрнулся. — Единственная она жена. Е-дин-ствен-на-я.

— Одно другому не мешает, — Марья хмыкнула. — До меня было четыре, и то не точно, три — одновременно. Пришлось разгонять, всё же не дело.

— Наши семейные дела явно не то, что следует сейчас обсуждать, — бросил парень, молодой, голубоглазый и худощавый. Он посмотрел мне за спину и протянул, скривив губы, словно съел что-то мерзкое: — Минин.

Обернулась на Алека — выражение его лица не сильно отличалось. Вот это да! Знакомы!

— Алек Никонович, — поправил он.

— Вне стен нашей любимой Альма-Матер я не обязан соблюдать субординацию.

Вау, что происходит! Погодите-ка, это что, Алек — препод? Иначе зачем внутри «стен любимой Альма-Матер» эту самую субординацию соблюдать?..

— Марья, представь всех, — сказал Кощей-государь. А вот интересно, дед-Кощей же постарше вроде как, тогда почему государь — этот. Что-то я запуталась. — Сегодня слишком яркое солнце, голова болит тут стоять.

Марья хмыкнула, явно не оценив высказывание мужа, и я прекрасно поняла, что ничего у Государя не болит, он играет на публику.

— Что ж… Великого Государя Кощея Бессмертного вы уже знаете…

— А зовут-то как? — перебил Петя.

— Зовут Владимиром, — я вздрогнула. — Чего ты дёргаешься? Не отец он тебе, мало, что ли, по свету Владимиров ходит? Вот-вот… — я перевела дыхание. — Дядюшка его, достопочтимый Бес Морович, — так, значит, наш лесной дед — дядя Кощеев. — Прабабка… её мы сейчас отпустим обратно в склеп, она двести лет, как в мир иной отошла, но по такому поводу решила выйти, поглядеть… — я посмотрела на старуху, которую за чужими спинами не сразу заметила. Её лицо и тело почти полностью закрывали седые пушистые волосы. И всё же это не помешало мне разглядеть — глаз у неё не было. — Чернава Бесовна, ступайте. Спасибо, что почтили нас своим присутствием, — и добавила для нас: — Бес — одно из любимых Кощеевых имён.