Кортезини ответил крепким рукопожатием.
Сделка, которую предлагал умирающий старик, была чистым безумием, и согласиться на нее мог только безумец. Кортезини согласился, скрепив сделку рукопожатием, что для людей его профессии считалось надежнее любого контракта.
— Ваша доля составит пятьдесят миллиардов.
Посреднические услуги оплачиваются обычно в размере пяти процентов от общей стоимости сделки. Ровести прекрасно знал это и не сомневался, что Кортезини будет соблюдать его выгоду и поручение к понедельнику выполнит, а значит, эти миллиарды — вполне заслуженная награда преданному ювелиру.
В 9.10 того же утра Роберто Кортезини уже сидел в самолете, вылетавшем в Антверпен, а ровно в одиннадцать входил в кабинет Ван дер Коля — самого известного антверпенского гранильщика. Как обычно, он сначала остановился перед «Ифигенией и Кимоном», великолепной картиной Бартоломеуса Бреенберга, висевшей справа от старинного письменного стола темного дерева. И, как обычно, спросил:
— Когда ты наконец мне ее продашь?
Хозяин кабинета изобразил на лице удивление, хотя вопрос давно стал чуть ли не ритуальным и помогал обоим расслабиться перед деловым разговором.
— Только не рассказывай, будто ты здесь из-за картины, — рассмеялся Ван дер Коль. — Ну а если ты и вправду прилетел в Антверпен ради моего Бреенберга, считай, что зря потратил время: он пока еще у меня повисит.
С этого начинались все их переговоры. Они старательно избегали темы бриллиантов и болтали о пустяках, потому что, в совершенстве владея техникой древнейшей игры покупателя с продавцом, отлично знали: нетерпение первого разжигает жадность второго.
— Ладно, если отказываешься продать картину, покажи хотя бы свои камешки, — попросил Кортезини, давая понять, что открывает переговоры.
Выдержав паузу, Ван дер Коль небрежно спросил:
— Тебя какие, собственно, интересуют?
— Ну, скажем, класса Д или Е, — как бы нехотя протянул ювелир, рассчитывая усыпить бдительность гранильщика равнодушным тоном.
К классам Д и Е относятся бриллианты чистой воды и «internally flawless», что в переводе с профессионального языка означает «без изъяна».
Гранильщик подошел к сейфу, открыл его и, достав четыре одинаковых лоточка, аккуратно поставил их перед Кортезини на письменный стол. В каждом из лоточков лежали бриллианты разной огранки, имевшей у специалистов каждая свое название: в первом — «пирамида», во втором — «голландская роза», в третьем — «ладья», в четвертом же — только каплевидной формы. Камни были первосортные, Кортезини с удовольствием купил бы все, но секретность его миссии требовала осторожности, поэтому он отобрал бриллианты среднего размера (весом не больше двадцати каратов) на семьдесят миллиардов лир. Сделка как сделка, ничего особенного, у Ван дер Коля она не должна вызвать подозрений.
Оставалось договориться об однопроцентной скидке. Они немного поторговались, но Кортезини с его опытом и ловкостью, унаследованной от далеких еврейских предков, державших лавки на Понте Веккио, без труда добился своего. На прощанье он сообщил Ван дер Колю адрес женевского банка — получателя бриллиантов, заверил, что деньги будут перечислены в долларах сразу же по поступлении партии, и, отказавшись от приглашения на обед, удалился. Кортезини спешил. Прежде чем отправиться поездом в Амстердам, где он намеревался заночевать, ему надо было успеть еще в несколько контор.
Начало оказалось удачным: Кортезини уезжал на закате из Антверпена, выбрав семьдесят три бриллианта, причем превосходного качества, на сумму сто пятьдесят миллиардов, — было чем гордиться!
В одной амстердамской гранильне на набережной он приобрел уникальный бриллиант в двадцать пять каратов — розовый, каплевидной формы, сторговав его за десять миллиардов. Посетив еще нескольких торговцев, он пополнил антверпенский улов пятьюдесятью камнями, после чего позволил себе наконец передышку.
Расположившись в гостинице, он первым делом заказал билет на двадцатичасовой лондонский рейс и номер в отеле «Коннот». Потом принял душ и позвонил жене. До отлета оставалось время, чтобы заглянуть в пару антикварных лавок. Ему и в самом деле не давал покоя Бартоломеус Бреенберг антверпенского гранильщика, он давно искал что-нибудь кисти этого мастера. Но на этот раз пришлось довольствоваться старинными часами с маятником — Минервой из золоченой бронзы со щитом, в который был искусно вмонтирован циферблат. Покупая часы, Кортезини знал, что они понравятся жене.
Лондон встретил Кортезини проливным дождем, значит, завтра первым делом надо будет купить у «Барбери» плащ. Едва переступив порог роскошного номера «Коннота», он понял, насколько он устал и проголодался. Разумнее всего было бы перекусить на скорую руку в номере, но ему не хотелось отказывать себе в удовольствии вкусно поужинать в ресторане гостиницы, славившемся изысканной кухней. И в самом деле паштет из тюрбо под холодным раковым соусом и рагу-сюрприз из дикой утки оказались выше всяких похвал.