Макси, подобно всем американцам, не отличался хорошим воспитанием, но Мария Карлотта привыкла к его экстравагантным манерам, как, впрочем, и к его самоуверенности; ей все в нем нравилось, тем более что Макси был очень красив. Уже год, как они были вместе, и, поскольку Макси был ее первым мужчиной, ей казалось, что он так же привязан к ней, как и она к нему. Когда Мария Карлотта отдалась ему в первый раз, он до слез смеялся над ее невинностью. Тогда ей было немного страшно, но со временем и она стала получать удовольствие от их любовных занятий, а главное — в минуты близости она не чувствовала себя одинокой. «Шлюха!» — это брошенное матерью слово продолжало жечь ее. Мария Карлотта подумала, что мать, видимо, относится к тому типу женщин, которые ищут в мужчине не друга или сексуального партнера, а прежде всего человека, способного создать материальный комфорт. С милым рай и в шалаше — это не про нее.
Занятая своими мыслями, Мария Карлотта и не заметила, как гондола причалила к пристани. Гондольер подал ей руку, и она, придерживая полы своего зеленого «лодена» на лисьем меху, шагнула на мостки. Через секунду она уже шла по узенькой улочке вдоль торца своего дома.
Начинался вечер, в воздухе разливался перезвон колоколов. Мария Карлотта вдруг остро ощутила свое одиночество. Ей вдруг почудилось, что она идет по самому краю бездны, и невидимая далекая пустота манит ее к себе. Словно отшатнувшись от страшного видения, она резко свернула за угол и по мощеной дорожке, пересекающей скверик, вошла в вестибюль палаццо Маццон, освещенный последними лучами заходящего солнца. Обессиленная, с бьющимся сердцем, она опустилась на старинную скамью, резная спинка которой еще хранила явственные следы герба своего первого хозяина. Дедушкин Римлянин, сверкая под лучом заходящего солнца, стоял в центре вестибюля как немой свидетель крушения издательства Ровести, которое перешло теперь в другие, более ловкие руки и снова начало возрождаться.
Вдруг Мария Карлотта почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она огляделась и заметила в глубине вестибюля рядом с мраморной лестницей мужчину и женщину. Молодая светловолосая элегантная женщина скорее всего была богатой американкой. Пожилой мужчина, одетый с изысканной небрежностью, наверняка сопровождал ее в качестве консультанта-архитектора.
Последняя жемчужина из наследства Джованни Ровести меняла хозяина: Соня, продав самую ценную обстановку и большую часть своих драгоценностей, теперь продавала палаццо Маццон, которое давно уже было заложено. Деньги от предыдущих продаж уплывали в казино, где Соня проводила ночи в надежде поправить свои материальные дела и откуда каждый раз возвращалась в проигрыше.
Незнакомец подошел к Марии Карлотте.
— Вы, полагаю, синьорина Ровести, — сладким голосом сказал он и посмотрел на девушку холодным взглядом. — Позвольте представить вам миссис Тэдди Райнхольд, которая имеет самые серьезные намерения относительно покупки дворца…
Не дослушав до конца фразу, Мария Карлотта повернулась к «архитектору» спиной и направилась к лестнице. Развал дома Ровести не тронул ее, но новость о продаже дворца расстроила чрезвычайно. В коридоре верхнего этажа она столкнулась с Силией.
— Где мама? — спросила она.
— У парикмахера, — со вздохом ответила женщина.
«Мама в своем репертуаре, — подумала девушка, — все кругом рушится, а она делает прическу».
— Найдутся же когда-нибудь миллиарды твоего дедушки, — повторяла время от времени Соня и в надежде на сказочное богатство позволяла себе тратить и проигрывать сумасшедшие деньги.
Войдя в свою комнату, Мария Карлотта бросилась на кровать и разрыдалась.
— Мама, мамочка! — приговаривала она сквозь всхлипывания. — Почему, когда ты нужна мне, тебя никогда нет?
Потом она встала и сняла пальто. Эта спальня, оклеенная розовыми обоями в цветочек, юридически принадлежала не ей, но была ее, как ванная, как кабинет и гостиная. Крошечная квартирка в палаццо Маццон, которую она так любила, была ее убежищем, ее норой, где она чувствовала себя в безопасности, но долго ли еще она сможет здесь жить? Сейчас она особенно нуждалась в защите — не только для себя, но и для того существа, которое уже жило в ней, для ее ребенка, зачатого в любви. Правда, его отец Макси Сольман даже не догадывался, насколько глубоки и серьезны ее чувства; оставляя ее, он и не подумал, как ей сейчас трудно одной. Ее все бросили, даже Макси. В жизни всегда так: когда тебе плохо — рядом ни души. Где все старые друзья, клявшиеся в верности? Исчезли, улетучились. Где министры, актеры, финансисты, богатые образованные мужчины, красивые и очаровательные женщины, которые вились около них? Всех как ветром сдуло, они с матерью остались вдвоем, плывут без руля и ветрил. И при этом мать с завидным оптимизмом надеется на дедушкины миллиарды, живет на широкую ногу.
Мария Карлотта протянула руку к телефону. Набрала римский код, затем телефон сводного брата. Пьетро, судя по голосу, был изрядно пьян.
— Ты опять взялся за старое? — спросила Мария Карлотта, зная о слабости брата.