Наследница чужой жизни (СИ)

– Подробностями, – Алла протянула свой бокал ему навстречу. Они чокнулись. – Твоя история лучше. Не ты лишил себя жизни.

– Мне нужно было вырвать из сердца девушку моего брата, но я влюбился. Маришка моя одноклассница. Самые популярные парни ухаживали за ней, а я только смотрел издалека. Всё изменилось, когда с ней познакомился брат, и она стала появляться у нас дома. А брат в нашей семье считался бедовым ребёнком. Умудрялся вляпываться в неприятности, которые его преследовали. Не хотел учиться, часто дрался, был пойман на угоне машины. Ему пришлось сменить все школы в районе. Я рос маменькиным сыночком. Всегда послушный и опрятный. Учился на одни пятёрки. Читал запоем. В общем мамина гордость. Такой здоровенный парень. Сутулый в очках. Девочки обращали на меня внимание только, если надо было списать домашку. Зато брат был красивым. Высокий. Держался очень прямо. Смотрел свысока. Глаза огуречного цвета. В качалку ходил с тринадцати лет, мышцы хоть на конкурс культуристов. Однажды по иронии судьбы Маришка пришла в тот же спортзал, куда ходил мой брат. Они начали встречаться. Он её приводил домой, когда родителей не было, а меня выставлял на улицу. Меня он, вообще, не жаловал. Считал размазнёй. При случае пытался унизить. Как-то начал при Маришке. Ты только посмотри на это чучело. Спина горбатая, в теле ни одной мышцы. Колёса на пол-лица. К счастью, брату кто-то позвонили, и он вышел из кухни. Маришка подошла ко мне и очки, которые брат колёсами называл, сняла. Потом руки намочила и начала мне волосы укладывать, касаясь меня иногда, то локтем, то бедром. Мне кажется, что мужчиной я тогда стал. И так мне стало обидно, что брат меня при ней унизил, хоть реви.

Маришка оставила мои волосы и села напротив.

– Знаешь, у тебя глаза тоже красивые. Только очки надо снять. Давай тебе линзы закажем. И ещё брат прав: тебе надо в тренажёрку ходить и за осанкой следить.

Ну в общем, взялась она за меня. А я ради неё на всё был готов. Турник дома повесил, гантели купил. Это плюс к спортзалу. Даже спать на полу начал. Через полгода меня было не узнать. Девчонки в универе начали свидания назначать. Брат все эти превращения мои как будто не замечал. А когда Маришка упомянула, что я стал красивым, презрительно посмотрел в мою сторону и сказал: как был ботаном, так ботаном и останется. Всё равно один дома сидит. А я дома сидел, потому что караулил, когда Маришка придёт. Посмотреть, как она будет одета. Сказать что-нибудь. Случайно коснуться плечом в тесной прихожей. Заткнуть уши, чтобы не слышать скрип дивана.

Однажды подслушал, как Маришка сказала: не хочу, чтобы ты этим занимался. Брат ответил: это дело не бабское. Они начали ссориться. Она выбежала заплаканная и шмыг в ванную. Брат постучал в дверь и потребовал, чтобы она вышла. Она не открыла, и он ушёл из дома. Потом я напоил её чаем с маминым клубничным вареньем. Мы долго болтали об учёбе, потом о книжках. Она тоже много читала. Я пошёл её провожать, и она перед уходом поцеловала меня в щёку и сказала, что я ей ближе, чем брат.

От счастья я почти не спал. Дотрагивался до правой щеки, которой касались её губы. Не умывался на ночь. Той же ночью решил, что она будет со мной. Я подсмотрел её телефон у брата в мобильном и пригласил на книжную ярмарку на Красной площади. Мы ходили от прилавка к прилавку. Брали книги, читали вслух отрывки и клали обратно. Смеялись. Обсуждали. Ели мороженое в ГУМе, сидя у фонтана, словно приезжие. А потом, увидев её испачканный в мороженом рот с полустёршейся помадой, я притянул её к себе и поцеловал. Маришкины губы были сладкими, а ещё волнующими и родными. Мы сняли номер в гостинице. Когда наше прекрасное безумство закончилось, она спрятала лицо в ладонях и заплакала. Давно хотела уйти от брата, но он не отпускал.

Я обхватил её руками и вытер губами слёзы. Сказал, что решу вопрос с братом. Она умоляла меня не делать этого.

«Твой брат связался с людьми, которые торгуют оружием. Ты совсем не знаешь своего брата», – сказала она и оказалась права. Наверно, проще было донести на него, но я не был предателем.

Алле хотелось бы что-нибудь сказать, но слова не шли. Она закинула ногу на ногу и потянулась к бокалу. Они молча чокнулись.

– Когда я признался, что хочу быть с Маришкой, он рассвирепел. Заорал, что я отнял у него всё. Я даже не подозревал, что он меня так ненавидит. Это было страшно. Я, конечно, знал, что он меня не любит, даже презирает, но я не подозревал всей глубины этой ненависти. Он кричал, что я отнял у него любовь родителей, а теперь ещё и Маришку. И, вообще, такое ничтожество, как я, не имею права на жизнь.