Наследница чужой жизни (СИ)

Поезд остановился. Александр помог Григорию подняться и тот, опёршись на костыли, разглядывая людей казалось, совершенно забыл о своей ущербности. Его чисто выбритое лицо с аккуратными светлыми усиками, которые делали его немного старше, светилось радостью.

- Родители здесь! – вскрикнул вдруг Григорий, отшатнувшись от окна так неожиданно, что Александру пришлось подхватить его. - Не знал, что они приедут. Думал, пришлют карету. - Его взгляд упал вниз к подвёрнутой штанине. Лицо омрачилось тревогой. – Ох, зачем же они приехали?! Маман такая невыдержанная. Вдруг расплачется. Уж лучше бы дома ждали.

Александр и Евгения одновременно повернулись, глядя на молодого человека. Евгения взяла его за руку. Александр обнял за плечи и тут же отпустил со вздохом.

- Гриша, но ты же вернулся. А вспомни тех, кто остался там, в чужой земле. И тех, кто даже не может встать у окна и кого сейчас вынесут на носилках. И кто, может, проживёт только несколько дней, - быстро заговорила Евгения.

- Ох, Женевьева, ты права, как всегда, - Гриша сжал её руку и вновь повернулся к окну. – Как славно было бы сейчас выбежать на своих ногах, обнять отца и мать.

Евгения и Александр переглянулись.

- Я хочу сесть, - внезапно сказал Гриша с упрямством. – Пусть они не увидят меня на костылях. И спрячьте их куда-нибудь.

- Конечно, - Александр с Евгенией помогли ему опуститься на койку. Евгения села рядом с ним и опять взяла за руку. Ей самой можно в окно не выглядывать. Её никто не встречал. Да и она никому и не сообщила, что приезжает. С тех пор, как умер Василий, девушка не осмеливалась писать домой. И никто из Кориновых ей не интересовался.

Александр опять занял место у окна. Последние дни, пока они ехали в поезде, он мучился мыслью, что ничего не помнит о своей прошлой жизни. Не помнит лиц родителей, друзей и даже той же тётушки, которая писала ему письма и настойчиво звала в гости. Его это раздражало. Вроде и ранение не в голову, а вот надо же, думал Александр. Повезло ещё, что на своих двоих стою. В поезде он переоделся в чёрный китель, заправил светлые брюки в сапоги. Брюки пришлось основательно подтянуть ремнём, во время ранения он похудел. Да и китель теперь ему был слишком просторным, хотя и сел по плечам. В поезде он нашёл парикмахера, который подстриг и привёл в порядок его отросшие кудри. Зеркало отразило худощавого мужчину с сильно загорелым лицом, упрямо сжатыми губами и волнистой копной чёрных волос, которые он зачесал назад.

Незнакомец в зеркале едет в незнакомую жизнь.

А сегодня ночью после того, как он расстался с Евгенией, ему приснился сон. Он видел девушку со светлыми волосами, уложенными в высокую причёску. Лицо скрывала фата, кружевное белое платье со шлейфом. Она стояла у алтаря с женихом, а он смотрел на неё, понимая, что должен немедленно что-то сделать. Сердце рвалось из груди к чужой невесте. Внезапно она подняла фату. Волосы у неё вдруг оказались рыжими, и она отчётливо произнесла: я – Алиса.

Он проснулся и сел. Алиса. Опять это имя, которое произносила Евгения. Странное имя, которое он и не слышал среди девушек в России. Александр пытался ещё поспать, но сон не приходил, и он, как надоевший мотив, твердил это имя.

Евгения и Григорий единственные, кто связывает его с жизнью, которую он помнил. Впереди неизвестное прошлое и неизвестное будущее.

Поезд остановился, все засуетились. Те, кто был на своих ногах, устремились к выходу. Встречающие пытались прорваться в вагоны. И только Евгения, Григорий и Александр оставались на своих местах. Вагон опустел, и вдруг они увидели высокую худую женщину с зонтиком, которая быстро шагала по вагону, попутно спрашивая, не видел ли кто Григория Воронина. За ней следовал полноватый мужчина средних лет.

Женщина остановилась в проходе напротив койки, где сидел Гриша. Глаза матери и сына встретились. Она охнула и бросилась к нему. Встала перед ним на колени. Он обнял её за шею.

- Сыночек, миленький. Гришенька, - женщина отстранилась, по её лицу с такими же голубыми, как у сына, глазами, текли слёзы. – Ты вернулся. Спасибо тебе, Господи! - женщина быстро перекрестилась. Взгляд её упал вниз, где только одна нога была в сапоге. Мать припала лицом к коленям сына и зарыдала.

По лицу Гриши текли слёзы. Все застыли, в том числе и Гришин отец, который вытащил из кармана платок, да так и забыл зачем.

Неожиданно графиня Воронина подняла лицо, выхватила у стоящего мужа платок и сердито вытерла слёзы сначала себе, потом Грише.

- Гришенька, родненький мой, мы не будем больше плакать. Мы справимся. Ты вернулся домой, - она погладила его ногу. – Это ничего. Мы придумаем что-нибудь с этим. Ты вернёшься к обычной жизни. Ты ещё на коня у меня сядешь, - она улыбнулась через силу. - Ой, как быстро поскачете ещё. По полям, по лугам. Твой Пепел скучает без тебя.

Граф Воронин старший не отрывал от них глаз. По его загорелому лицу текли слёзы. Графиня, взглянув на него, бросила ему платок.

- Прекратите это безобразие, граф Воронин! - она поднялась с колен. – У нас праздник. Наш сын вернулся домой героем. Идите и поцелуйте его.