Терплю поражение, стучу кулаком об подлокотник, забываюсь от его пошлых словечек, и сама вылетаю из машины. Медленно и бесшумно крадусь подле капота, а перед глазами разъеденные ржавчиной врата в преисподнюю. Над ними высокий фонарь с лампой и рой мотыльков, падких на свет. Только нагоняют жути.
Эмин хлопает дверцей и со всей своей могущественной статью подходит ко мне, берет холодную скользкую ладошку в горячую руку, сдавливает, проводя пальцем по тыльной стороне.
— Успокойся и не пизди Грому, а честно отвечай на вопросы.
Закусываю губу и покорно киваю. Дрожу и снова теряю настрой победительницы. Я одна в окружении диких мужланов. Даже Эмину не могу доверять стопроцентно.
Мы двигаемся во двор Громова, и я уже начинаю жалеть, что вырядилась в рубашку. Безымянные наемники как похотливые собаки сразу впиваются в меня глазами. У них страшные потрепанные морды. А глаза злющие, переполненные развратом. Но я все еще рядом с их военачальником, поэтому они не могут ко мне приблизиться.
Мы идем по асфальтовой дорожке и наши шаги эхом разлетаются по пространству. Я замечаю шевеление слева и поворачиваю голову. При свете уличных фонарей я вижу стройную женщину, ухоженную, но она не Вероника Сергеевна, а гораздо старше. Элегантная, но странная женщина достает из тазика мокрую тряпку.
— Эмин, кто она?
— Теща Грома.
Ужас… Бедная. Иметь такого зятя, как Гром хуже смерти. Да еще живет в его особняке и совершает удивительные для меня действа.
— А зачем она белье на веревку развешивает? Ночью. На улице. И нюхает…
— Магдалена своеобразная.
Пожимает плечами. На ступенях отпускает мою ладонь и прикасается к спине.
— Идем в дом.
Распахивает передо мной дверь.
Как на погибель шагаю внутрь дома, щурюсь от яркого света и замираю. Слишком часто стала замирать, но по-другому не получается. Я узнаю просторную гостиную, совмещенную с холлом и те самые диваны буквой П, а посередине столик.
Вижу Громова по-домашнему в черном халате, что развалился на центральном диване и внимательно изучает какие-то листы. А рядом с ним, на полу, на крохотных коленочках сидит малышка. Кошмар!
Ей, лет семь. Я пока не мама, но от увиденного в душу закрадывается навязчивая мысль поскорее схватить ребенка на руки и бежать прочь из этого ада. Девочка с двумя растрепанными косичками увлеченно лепит из пластилина фигурки. Кажется, ей плевать на концентрат жестоких наемников, что безустанно парят и по первому этажу в доме и на улице. Охраняют своего главаря.
Отшатываюсь и успеваю схватиться за плечо Эмина, когда малышка резко поднимает на нас глаза. По телу ползет холодный испуг, ведь ее радужка полностью совпадает с Громовской. Такая же прозрачная, безжизненная. Малышка его дочь. Я узнаю в ее взгляде власть под стать папаше.
— Ура! Ура! Замут приехал!
Девочка подскакивает и растопырив ладошки бежит к Эмину счастливая.
Громов удивленно откладывает бумаги в сторону. Он явно не ожидал нас здесь увидеть так поздно. Я стою как вкопанная, со своими голыми коленками и просто сгораю со стыда. Поправляю края рубашки ниже. Я представляла комнату, залитую кровью невинных и Громова с плеткой, но никак не тихий, не побоюсь назвать, семейный вечер.
Оборачиваюсь на Эмина, а дочь Громова уже утянула его за руку к столику, чтобы похвастаться каракулями из пластилина.
— Ну, чё ты тут смастерила?
Присаживается на корточки Эмин и рассматривает поделку.
— Пистолет!
— Да ты чё? Мать же заругается… Да тут целый арсенал!
Эмин подыгрывает ребенку, и я даже зависаю, наблюдая, как наемник с теплом общается. Мне хочется плакать, серьезно. Это слишком мило, чтобы быть правдой.
— Киндер принес?
О… еще и гостинцы дарит. Вот почему такой годный мужик не удосужился выбрать профессию пожарного, чтобы тушить женские сердца? Тогда было бы проще. А не вот это все…
— В машине забыл, — смотрит вправо, на самого неказистого Бивня, — метнись в тачку, тащи яйцо для Арины Артёмовны! — кидает ключи в руку наемника.
Сам Громов оглядывает меня, проскальзывает глазами по голым ногам и декольте. Хмурит брови и с шумом выдыхает. Отправляет дочь восвояси, ведь разговор намечается серьезным.
— Замут, почему она у тебя раздетая?
— Айяна Хамарова так протестует.
— Хамарова, блять. — Усмехается Громов и не скрывает иронии. — Какая из нее Якутка? Она же белобрысая.
Мне хочется прямо сейчас и не минутой позже распасться до элементарных частиц, а потом стечь вон в ту щелочку между плиткой и плинтусом. Меня испепеляют глазами и Громов, и Эмин.
А еще страшный как обезьяна наемник в дальнем углу. Фу… Он смотрит на меня не моргая, и скалится. Сжимает рукой через брюки свой хрен, мол, я в его вкусе. Аж передергивает. Боюсь представить, о чем сейчас думает этот извращенец!
Эмин усаживается рядом с лидером и жестом указывает мне, чтоб покрутилась. Нахал такой. Влево-вправо демонстрирую себя.
— А теперь танцуй Якутка, проси оставить тебя в живых! — издевательски пытается шутить Громов, но у него это не получается.