Наследница для Чудовища

Не понимаю, зачем я это рассказываю. Наверное, во мне взыграла некая злость. Хотя не должна была бы…

Вероника парирует белыми лилиями с утра от Громова, вздыхает:

— А еще Замут боксер и самбист. Знала?

Глава 9

Зачем она мне это говорит? Напугать хочет?

Вероника обмахивает себя шляпкой как веером, но тоже жарится и не снимает кофты. Я-то засосы прячу, а она? Издевательства, наверное. От такого человека, как Громов всего можно ожидать.

— Нет, не знала. — Отхлебываю чай, разглядываю Веронику. — Для чего Замут расставил парней?

— О… Сейчас будет одна из моих любимых частей отбора. — женщина потирает ладошки с азартом и указывает на Чудовище. — Смотри!

Я вижу, как Замут подходит к своему кроссоверу и достает из багажника специальные бинты. Туго обматывает ими руки.

— Бить станет?

— Ага. В морду. Каждого. Кто упадет, того сразу в ближний автобус и прямиком к бандитам попроще. Понимаешь ли, Надя, у моего мужа серьезная группировка. В нее могут попасть только лучшие.

— Кто они?

— Профессиональные спортсмены и уволенные силовики. Но даже такие мощные ребята порой валятся от удара Замута. Мне иногда кажется, что он вообще не человек…

Вздыхаю и наблюдаю, как Чудовище марширует к первому испытуемому. Приказывает поднять лицо выше и с размаха бьет его. Паренек крепкий визуально теряет сознание и падает на траву.

— Жесть… Вероника! Это варварство. Зачем поощрять беззаконье?

— Поверь, настоящие мрази собраны далеко не здесь. Их имен мы никогда не узнаем в отличие от моего мужа. Он в курсе. Да, Артём жесток, но поступает, по совести. — Вероника тянется к брендовой сумочке и копошится. — Потом отжиматься на кулаках будут, и с этой половины еще половина отсеется. Ну и в конце самых стойких ждет разговор с Громовым. И кто не обосрется, того возьмут. — Вероника невозмутимо достает грелку из сумки. — В прямом смысле этого слова!

Последнюю фразу деловито заявляет, мол, какой у нее муж крутой. А я вздрагиваю от очередного упавшего тела. Матери всевышние. Впервые в жизни я вижу Замута таким. Точно озверел и после его кулака без сотрясения не обойдется. По спине ползет неприятный холодок.

— Выпьем?

— Чего?

— Ну, коньячок. Коньячок под язычок. Пока мужики не видят.

Вероника подобно мелкому вору, оглядывается по сторонам. Просит меня сесть так, чтобы ее делишки было не заметно со стороны. Ловко она выливает из кружек чай и зубами выдергивает пробку из грелки.

— А муж думает, что я иногда мерзну, вот ношу с собой грелку. Быть супругой лидера группировки намного сложнее, чем быть самим лидером!

В компанию к алкоголю Вероника достает горсть шоколадных конфет и кидает их на плед. Я не пью, категорически, но снова поднимаю глаза на Замута. Слышу, как он рычит, приказывая оттащить избитых ребят в автобус.

Замут, не подозревающий о нашей хитрости, возвращается к машине и снимает окровавленные бинты. До скрипа зубного напрягаюсь, когда он заставляет оставшихся отжиматься. Ругается на них, пугает. Говорит слабаки, щеглы и стертые в мясо казанки это норма. Страсти кошмарные. Вот как после такого садиться с ним в машину?

— Мне чуть-чуть.

— Конечно, я тоже не собираюсь напиваться. Громов потом ворчать будет еще неделю.

Говорит Вероника и почти до краев наполняет наши кружки. Она разворачивает конфетку, и я делаю то же самое, наблюдая, как женщина залпом опустошает содержимое.

— Ты не нюхай, а пей.

— Фух… обжигает.

— Закусывай скорее.

Я чувствую сначала горечь, а после приятное тепло по всему телу и некий восторг. Расслабление. Вероника разливает по второй, ведь промежуток небольшой. И через минут двадцать я начинаю понимать Громова. Хочешь жить умей вертеться. А Вероника Сергеевна будто читает мои мысли своим хмельным взглядом:

— Жизнь наших мужчин всегда находится под опасностью, так как сегодня им выражают глубокое почтение, а завтра могут предать. Самые близкие. Ради чего? Власти и денег. Самые близкие, Надя. Крысы!

Она говорит так, словно догадывается. Заставляет меня краснеть и сгорать не только от палящего солнца. Я стараюсь улыбаться непринужденно, а в глазах двоится.

— Стой, ты куда?

— Сейчас вернусь.

С меня достаточно. Покачиваюсь и поднимаюсь на ноги с чистым намереньем поговорить с Громовым, как взрослые люди. Балансируя руками чтобы не упасть, плетусь по траве, перешагиваю муравейник.

Я вижу Громова, и он стоит ко мне спиной, прячет кулаки в карманы спортивных штанов. Он со стороны изучает новых отморозков. Больше ничего не вижу, медленно моргаю. Я чувствую, как чья-то ладонь останавливает меня на полпути и рывком тянет обратно. Щурюсь и сквозь дымку различаю черты Замута.

— С тобой чё?

— Все нормально.

Он принюхивается и хмурит брови. Мне отчего-то смешно видеть Замута таким, а ему не смешно. Упираюсь в его грудь и после коньяка плевать на всех. Набираю воздухом легкие:

— Я на Севере была, золото копа-а-ала! Если б не моя пиз…

— Замолчи.

Затыкает мой рот и волоком тащит к машине. Меня окончательно развело на жаре и, кажется, что умом тоже овладели черти. Чудовище, матерясь, распахивает заднюю дверцу авто и проталкивает меня внутрь.