Наследница долины Туманов

Добравшись до тяжёлой дубовой двери, я посмотрела наверх. Стоя можно было легко дотянуться и открыть. Зажмурив глаза, собрала все свои силы и, опираясь на ручки кресла, поднялась.

Мир закружился В глазах на мгновение померкло, но, протянув руку, я всё-таки отворила засов.

Маленькая, но всё же победа.

Сесть обратно аккуратно не удалось. Схватившись за подлокотник, почувствовала, как кресло отъезжает. Потеряв опору, беспомощно качнулась и грохнулась на пол как мешок с овощами. Тело отозвалось острой болью, а рана на спине противно пульсировала, снова и снова напоминая о себе.

Но хуже всего – моё кресло упало.

Ухватившись за спинку и колесо, с трудом поставила его как надо. На полу сиротливо остался лежать отломанный тормозной рычажок. Не ахти какая поломка, но всё же. Подняв его, покрутила в руках. Обратно просто так не приладишь.

Это окончательно выбило меня из равновесия. Ведь кресло придётся ремонтировать. А это день, а то и два в кровати.

Не совладав со своими эмоциями, я откинула рычажок. Покатившись, он с глухим ударом врезался в каменную стену и остался лежать в углу.

Собрав остатки сил, я забралась в кресло.

Сев удобнее, обратила внимание на завернувшийся на подлокотнике дурацкий плед, что прикрывал моё тело. Тряпка, скрывающая немощные ноги. Наверное, они укрывают меня ею, чтобы лишний раз не видеть моё уродство.

Схватив ненавистный плед, я откинула его в сторону.

Как же мне всё надоело!

Как я устала от такой жизни. Зачем я, вообще, сопротивлялась тогда туману Вот для чего боги сохранили мне жизнь?! Но, даже понимая всю бессмысленность своего существования, я продолжала дышать и цепляться за призрачные надежды на что-то хорошее в завтрашнем дне.

Так глупо и наивно.

Выехав на тропинку, ведущую в сад, свернула в сторону и отправилась по многолетней привычке в своё укромное место. Небольшой ельник встретил меня безмолвием. Несмотря на ветреную погоду, тут было тихо и уютно. Пристроившись рядом с лавочкой, на которой некогда мы любили сидеть с сестрой, я закрыла глаза и попыталась воскресить те радостные тёплые воспоминания.

Мы обожали играть в верёвочки. Днями напролёт прятались от няни и пальцами перетягивали их с одних детских ладоней на другие. Я представляла лицо сестры.

Какой она была, когда задорно хохотала, когда пела похабные совсем неприличные песенки, подслушанные в конюшне.

Это заставило меня улыбнуться.

Я вспомнила, как однажды мама поймала нас в комнате для вокала, горланящих во всю мощь детских голосков возмутительную для ушей юных княжеских наследниц песнь о пастухе Яримо, у которого добро в штанах было с дубинку. Ох, как нам досталось тогда. Мама с няней вымыли нам рот с мылом, а после чего заперли в зале и заставили изучать приличные оды, которые должны знать и исполнять все княжеские отпрыски.

Это надоело нам через какой-то час.

Мы ускользнули через окно и побежали вот сюда. Но нашу пропажу быстро обнаружили, и тогда мы решили спрятаться на другом берегу озера.

Тогда туман не подходил так близко к водоёму.

Я открыла глаза и посмотрела в ту сторону, где некогда был наш шалаш, служившим тайным укрытием. А я и забыла о нём уже.

Развернув коляску, поехала в сторону озера.

Всё поросло травой. Колёса буксовали и скользили, но я упорно пробиралась вперёд. Раньше было намного проще.

Мы были детьми.

Юркими, неугомонными девчонками, способными пробраться в любой укромный уголок. Отогнув низко растущую ветку, проехала вперёд, пригибаясь ниже.

Несколько минут мучений, и вот вся в листве, в мелких веточках, на коляске, колёса которой оплетены травой, я выехала на заветную полянку.

Наш с Крисс шалаш. Стоит окутанный туманом.

Он всё ещё был относительно цел. Трава на нём уже давно сгнила, но каркас из толстых ветвей, связанных прочной верёвкой, всё ещё стоял. Когда-то, выдавая нам маток нитей, конюх сказал, что они такие прочные, что будут служить вечность.

Не соврал.

Вот оно наше тайное укрытие стоит.

Крисс умерла, я калека – полубаба, а оно на месте.

Подъехав ближе, потянулась рукой и провела пальцем по толстой ветви шалаша.

Мы рубили их с Крисс сворованными из сарая топориками. И все боялись, что нас поймают за этим делом: ведь княжнам и вовсе не пристало заниматься забавами крестьянских детей.

Если бы у меня был ребёнок, я сама с ним сюда прибегала и играла в этом шалаше. Учила петь весёлые песенки. Стрелять из рогатки и ещё много чему. что не пристало знать княжеским детям.

Только вот не будет у меня детей.

И шалаш этот давно уже никому не нужен.

Ухватившись за ветку, я потянула её на себя. Не далась. Каркас пошатнулся, но остался цел.

Словно надсмехаясь надо мной.

Ни на что я неспособна, даже собственное воспоминание разрушить не могу.

Тяжело выдохнув, я подъехала к высокому обрывистому берегу озера. Там примерно в четырёх метрах подо мной виднелась ровная тёмная водная гладь. В этом месте было очень глубоко. Мы любили с Крисс щекотать себе нервы и свешиваться вниз.

Как не сорвались только.

Повинуясь очнувшейся ото сна девочке, что играла здесь когда-то, я подъехала ещё ближе к краю и, наклонившись, глянула вниз.