Наследница из Гайд-Парка

С каждым шагом в ее душе росла тревога. Идет ли он следом, наблюдает ли за ней? Она направилась к зданию, стоящему в самом конце, – тому, на которое указала. Делая вид, что ищет ключ, она открыла ридикюль и начала перебирать платок, флакон духов и мелочь для сдачи. Краем глаза она посмотрела назад.

Его видно не было.

Триста огляделась и вздохнула с облегчением. Метнувшись к дереву, она затаилась за ним, выжидая, не появится ли он снова. Через несколько минут она оттолкнулась от ствола и поспешила по дороге прочь от аллеи, которая тянулась вдоль переделанных в жилые помещения конюшен.

Когда она вошла адом через дверь кухни, Эмили с удивлением подняла голову:

– Боже, миссис Фэрхевен, почему вы входите в заднюю дверь, словно простая служанка? Я думала, что вы отправились в полдень на работу. У вас лихорадка? Все лицо раскраснелось.

– Нет. Я решила вернуться домой. Где Эндрю?

– Проходит уроки с господином Дэвидом. Но откуда вы узнали, что вам нужно возвратиться?

– А что? Что-то не так?

Она уже сделала три шага по ступенькам, когда слова Эмили остановили ее:

– Нет. Этот маленький хозяин ничего не сделал. Дело в даме, которая пришла из-за вас. Я сказала ей, что вы не придете до обеда, но она ответила, что искала вас так долго, очень желает вас видеть и посидит в столовой, если я не возражаю, и подождет вашего прихода. Она сейчас здесь.

– Дама? Кто? Ищет меня? – Триста почувствовала, как от страха покрывается гусиной кожей. Не связано ли это с настойчивым преследованием Романа?

Эмили протянула визитную карточку дамы. На карточке было напечатано: «Леди Мэй Хейуорт», ниже от руки было написано: «Я была бы благодарна, если бы вы приняли меня немедленно».

Это имя было Тристе незнакомо. Кем была эта женщина, и почему она так хотела встретиться с ней?

Заинтригованная, Триста направилась к задней лестнице, бросив через плечо:

– Я пойду наверх и приведу себя в порядок. Пожалуйста, сходи к ней и скажи, что я скоро приду.

Снобом леди Хейуорт не была, однако она имела свои представления о доме, и тот дом, куда она попала, этим представлениям не соответствовал. Здесь было достаточно чисто, но бедная мебель и выцветшие занавески выглядели убого. Архитектура была чересчур простой – от модной ныне неоклассики здесь не было ничего. Пуританская простота обстановки для леди Мэй была тем же, что и полное отсутствие вкуса. А комната, где она находилась, была как раз пуританской. Круглоголовые[1] чуть не погубили Англию, и слава Богу, что от них удалось избавиться, со всеми их смехотворными претензиями на святость.

Именно соборы и вздымающиеся ввысь колонны длинных галерей заставляют задуматься о Боге. От роскошных куполов Ватикана, Флоренции, Парижа и Венеции замирает сердце. Определенно лучшее, что человек может сделать, – это создать какое-нибудь творение во славу Божию.

Она так глубоко погрузилась в раздумья, что испугалась, когда неожиданно в комнате появилась женщина.

– Боже! – произнесла Мэй, прикладывая руку к груди, как раз туда, где на платье было несколько розовых перьев. Она всегда гордилась как цветом, так и пышным убранством своих платьев, тщательно продуманным, чтобы красиво выглядеть по отдельности и в общем ансамбле наряда. – Как вы меня испугали!

– Миледи, – промолвила женщина, делая глубокий реверанс.

Мэй почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Подобное было у нее, когда она нашла Мишель Стэндиш, но тогда Мишель показалась ей копией Були, и, глядя на нее, она будто возвращалась в далекое прошлое.

Впрочем, что вспоминать. Перед ней стоял другой потерянный ребенок ее дорогого братца – и тоже красавица.

– Вас зовут Триста Нэш?

У женщины были очень красивые глаза. Хотя и не похожие на глаза Були даже формой. Но зато явно его были светлые волосы, все эти завитушки на голове.

– Да. – Она вернула карточку, что Мэй передала служанке. – Я с вами знакома?

– Нет, моя дорогая, но я очень бы хотела, чтобы мы стали друзьями. Знаешь ли, я твоя тетка. Я – сестра графа Вулрича, твоего отца.

Триста побледнела. Мэй бросилась к ней:

– Возможно, вам следует сесть. Я знаю, это может потрясти.

С ее помощью Триста опустилась на стул. Мэй похлопала ее по плечу:

– Твоя мать говорила о нас, о Вули и обо мне?

– Да, но я... я не ожидала вас увидеть. Я думала, что ваша семья ничего не хочет слышать ни о моей маме, ни обо мне.

– О, бедная девочка! Ты должна простить своего папу. Он был очень безответственным. Он не был плохим человеком, просто о многом не задумывался.

Она изучающе смотрела на собеседницу.

– Твой отец любил женщин, был не прочь повеселиться, – объяснила Мэй. – Но у него не было дурных намерений, и ты должна это понять. Он никогда не говорил о твоем существовании. Он ни на кого не держал зла. Он просто считал, что то, что было между ним и твоей матерью... ну, его частное дело.

– Вы ничего не знали? Но тогда...