Наследница кровавой памяти

Усадив любимую в карету, Конрад занял место кучера и только на пороге дворца графа Бельского "перевоплотился" в приезжего чужеземного князя, а Марью представил женой.

Сияние тысяч свечей ослепляло чувствительные глаза вампирши. Марья жмурилась, сетуя на то, что не может всласть полюбоваться великолепным убранством зала, прочитать сюжеты фресок и масляных полотен, рассмотреть прекрасные мелочи в роскошных одеяниях и украшениях господ и дам. Странные вычурные наряды, еще более странные танцы, малопонятные пугающе длинные речи, загроможденные заморскими словами… Все вокруг ей казалось чужим.

Блеск роскоши резал глаза, а всеобщая громоздкая лесть давила на разум.

Конрад помогал освоиться, показывал движения и подавал примеры вежливых приветствий. Тевтонский познакомил Марью с графом Бельским и большой семьей этого добродушного старика, подвел к знатным дамам и ненадолго в их компании оставил, переметнулся к господам.

Невольно морща нос от пыльного ветерка трех красивых вееров, Марья пыталась поддержать беседу, но быстро засмущалась, устаревшие слова так с языка и слетали, а новомодные словесные громадины на нем никак не помещались, и она сбежала к возлюбленному.

На душе становилось все пасмурней и тяжелей. Не спасала надежная близость любимого, не подстрекал задорной искоркой мерцающий в его карих глазах за пределами людского зрения рыжий огонь.

Резвый танец должен был спасти от скуки, но у Марьи с каждым прыжком все сильнее тревожно ухало сердце в стянутой тесным корсетом груди. Мысли затуманились. Боясь упасть в обморок, вампирша присела в широкое мягкое кресло, тяжело дыша.

— Что с тобой, любовь моя, — Конрад прикоснулся к ее руке выше перчатки, нежно провел кончиками пальцев по горячей коже. — Тебе от света дурно или от жары? Не сразу я и сам к свечному пламени привык и к духоте. Но видишь, я освоился среди людей. Все краски, звуки, запахи необъятного мира подвластны мне и навредить не в силах. Я мечтал, чтоб ты увидела, какую красоту теряешь по доброй воле.

— Все верно молвишь, — тяжело вздохнула Марья. — Мне надобно привыкнуть к жизни новой, неизведанной. Как быстро времена меняются! За ними грех не успевать. Ты не волнуйся. Я освоюсь. Маленечко передохну и снова в пляс пущусь. Как долго мои ноги лишь погони знали… А в минувшей юности я так любила песни, танцы! Еще девицей незамужней выходила в круг подруг на веселых праздниках престольных и как в омут в пляс ныряла!

— Граф Бельский созывает приятелей на интересную беседу. Я тебя оставлю ненадолго, — извинился Конрад, отступая.

Марья прислушалась к неугомонному беспокойному сердцу, прикрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть от яркого света, но увидела другое пламя. Не уютное свечное, а разрушительное пожара. Горело ее любимое село.

Под властью неотступного видения, Марья вскочила с кресла, от людских гудящих тесных кучек спряталась за резной колонной, от нее перескочила к другой, и такими стремительными перебежками добралась до парадной двери.

Не обращая внимания на окрики удивленного лакея, слетела вихрем по высокой лестнице, оставив на ступенях обе туфельки. Высвободила из каретной упряжи одного из вороных коней и вскочила на него, подгоняя мчаться во весь опор к селению Полянки.

Ей не хотелось верить, что видение правдиво. Марья надеялась, что оно нагрянуло от головного воспаления из-за ослепительного света и жары.

 Она жалела, что тайком ушла, оставив любимого в усадьбе графа. Но разве Конрад отпустил бы ее? Поверил бы навеянному дымной духотой бреду?

Пусть бред, но Марья не могла остаться на балу. Стремилась ясными глазами увидеть, что творится в гнезде ненаглядных птенцов. Вернуться, чтобы успокоиться, о худшем и думать не осмеливалась.

Видение не обмануло. Беда пришла в так долгой ею хранимое и горячо любимое уютное местечко. Вместо бревенчатых домиков Марья обнаружила догорающие черные остовы. На ее отчаянный крик не откликнулось ни человека, спасать было некого, повсюду лежали обезображенные жестокими убийцами и пламенем останки, только вампирская стая подобно трусливым воронам сорвалась с места в надежде скрыться в лесу. Но и там им не было спасения. Марья знала в своих владениях каждую веточку и каждый кустик. Мнимые укрытия становились для врагов ловушками.

Избавившись от тяжелого платья, взяв из тайника заговоренный мужнин меч, женщина в белом шелковом белье, скоро потемневшим от хлопьев сырой земли и вражьей крови, настигала и убивала пришлых сородичей. Всего их было семеро, трое попытались одолеть ее все вместе, и погибли почти в один момент.

Она не спрашивала: "Почему? За что?", все эти мысли так и не перетекли в слова. Из горла вырывался рев разъяренной медведицы, потерявшей медвежат.

Марья хотела уничтожить всех злодеев, она уже занесла меч над головой поверженной на землю вампирши, последней еще оставшейся в живых, но вдруг почувствовала рядом другую жизнь, невинную, и опустила оружие.