— А это, мой дорогой капитан, мы скоро узнаем, — холодно улыбнулся Хаккен.
Как понял Олер, некромаг нашёл то, что давно искал. Осталось надеяться, что полученные от мертвеца ответы приведут Хаккена в хорошее настроение. Потому что ему очень, очень не хотелось, чтобы этот человек злился. Олеру хватило и вида разрушенной чёрным колдовством крепости, чтобы оценить возможности их гармских "друзей". Кем бы не была эта девица, имя которой назвал мертвец, капитану её было очень жаль.
После возвращения в Истик мои отношения с «женихом» стали… Ну, я бы не назвала бы их теплыми. Скорее, партнерскими. Бергель так же как и я оказался заинтересован в обучении боевых магов навыкам трансформации. Мы вместе с ним вернули Эйнару человеческий вид, но от каких-либо экспериментов на себе или других он по прежнему меня отговаривал.
Но у моей нетерпеливости были причины. С фронта боевых действий пришли не самые приятные известия — всё чаще некромаги вмешивались в стычки тайранцев и алисканцев. И пусть пока мы им не проигрывали, силы были очевидно не равны. Нам нужно было преимущество.
Так что все мои мысли были посвящены сугубо практическим проблемам — клановым делам, тренировками своего навыка навыка трансформации и попыткой уговорить деда отпустить меня из столицы. Не то, что я так уж хотела воевать, но отсиживаться в Истике, пока на пограничье творилась всякая фигня, было не по мне.
Но сосредоточившись на политике, я совсем забыла о том, что с гармцами у меня была своя личная история. Но зато не забыл кое-кто другой.
В этот вечер я сидела дома, за книжкой. Редкие минуты отдыха, и от того особо приятные. Я так увлеклась чтением, что не сразу услышала перезвон из платяного шкафа, и если честно, первые несколько мгновений просто пялилась на него, пытаясь понять, что же с ним происходит. Подошла, открыла дверцы, и лишь встретившись взглядом с самой собой, отражённой в глубинах шкафа, вспомнила — я же позавчера вечером засунула магическое зеркало в шкаф, во избежание каких-либо неприятных сюрпризов.
Кто знает, может гармцы умеют подключаться и к выключенным зеркалам? Знала я таких умельцев, а мне шпионы в доме точно не нужны. Стоило, конечно, отнести зеркало в подвал или и вовсе разбить и выкинуть его, но уж больно оно было неподъёмное. Не Стика же просить заняться грубым физическим трудом?
А зеркало всё продолжало издавать противный звук, переходившее уже в трещание. И кто это может быть такой храбрый, а точнее глупый, презревший запрет на использования гармских средств связи?
Сердце внезапно глухо бухнуло, и провалилось куда-то в пятки. Может быть, это Джаред? В горле резко пересохло. Но… в условиях войны с Алисканом, и напряжённых отношениях с Гармом, общаться с некромагом было самой не лучшей идеей. По словам Бергеля, мне нужно было стараться не распространяться о своём знакомстве с некромагами, иначе из просто неблагонадёжной меня очень просто могут переписать в изменщицы.
Нет, нужно просто закрыть дверь шкафа и забыть, что я что-то слышала. Я решительно ухватилась за деревянные створки шкафа, чтобы их закрыть, когда тёмная, пыльная поверхность зеркала просветлела, я встретилась взглядом с жёлтыми, с красноватым отливом, глазами незнакомца.
Он явно не был тайранцем, но и на встреченных мной иностранцев не был похож. Ладно скроенное тёмно-синее, со смутно знакомым серебристым орнаментом на рукавах и воротнике, шёлковое одеяние подчёркивало узкие плечи и спадало вниз мягкими складками, скрывая остальное тело. Наряд одновременно утончённый и скромный, что не соответствовало ни чрезмерной откровенности моды тайранцев, стремившейся обтянуть одеждой фигуру так, что не оставалось никакого простора для воображения, ни нарочитой простоте одежд салдорцев и алисканцев. Цвет глаз почти как у гармских некромагов или шаноэ, да и иссини-чёрные, даже на вид жёсткие волосы, сплетённые в замысловатую косу, указывали на родство с гармцами, но черты лица были более пропорциональны и гармоничны. Чётко очерченные губы, высокие скулы, тонкий нос с горбинкой, миндалевидный разрез глаз. Кожа смуглая, но не такая тёмная, как у салдорцев, хотя судя по всему, он также хрупок и невысок, как и наши восточные соседи.
Чужак напоминал мне чем-то Тари. Воронёнок тоже был так неприлично красив, что это, казалось бы, должно было делать его женственным и слащавым, но почему-то не делало. Возможно, потому что всю свою взрослую жизнь салдорец был обезображен уродливыми шрамами, и даже сейчас, лишившись их, он как будто стеснялся себя. И это казалось удивительно милым даже мне, знающей на своей шкуре, что милым он отнюдь не был — за обликом стеснительного и робкого юноши скрывался человек безжалостный и суровый. Впрочем, каким ещё может быть мужчина, выросший в пустыне? О, Тари был совсем не прост.