– Это наша… – не успела я спросить, как муж Ануаган ответил:
– Нет, ваша со стадом бегает, а эта два дня назад в яму провалилась, ногу сломала. И так померла бы до весны, вот твой муж и решил её забить, чтоб не мучилась.
– Ясно.
Что-то мне расхотелось есть кусочки сердца, между которых затерялись частички эмбриона, но Ануаган настаивала: только такое кушанье насытит мой организм и даст ему сил для рождения крепенького голубоглазого мальчика. Почему-то, глядя на меня, она была уверена, что мои дети обязательно будут голубоглазыми. Или она всё ещё поглядывала на Мортена?
Отчего-то разразиться молчаливой ревностью у меня не получилось. Глядя на Юнитынто, что сидел рядом с матерью и обсасывал мозговую косточку, я поняла одно – у Анауаган всё хорошо, у неё есть дети, покорный муж, и про былые увлечения ей некогда вспоминать. Может, она и думала все эти годы о Мортене, может и сейчас прокручивает в голове былые дни, проведённые рядом с ним, но для неё всё это в далёком и туманном прошлом. А здесь и сейчас у неё есть большая семья, и Ануаган искренне и без всякого подтекста пожелала мне того, что имеет сама – сына от Мортена.
Я всё смотрела на Юнитынто, а душа была не на месте. Вот сейчас мы позавтракаем, Яскаляко умчит нас на своих оленях далеко на север, и мальчик больше никогда не увидит своего родного отца. Пусть он ещё ничего не понимает, а мне всё равно обидно. А за Мортена вовсе стыдно – он даже не попытался пообщаться с мальчиком, поиграть, да хотя бы просто подержать его на руках. Но ведь это его родная кровь! Хотя… может Мортен и прав, что дистанцируется от мальчика. Вдруг одно прикосновение всколыхнёт в нём бурю отцовских чувств. И как с ними потом жить, зная, что родной сын далеко и неизвестно, получится ли с ним свидеться вновь? А каково это, живя в столице, всё время, год за годом думать, как там мальчик подрос, возмужал? Как зима, не суровая ли была? А стадо? Приумножается, или его выкосили волки и болезни? И как там Юнитынто с семьёй, здоровы ли, или голодают?
Всё, теперь я понимаю равнодушие Мортена и даже завидую его хладнокровию. Вот мне уже тревожно за будущее сына моего… моего… несмотря на всё – моего любимого мужчины. Но если Мортен решил проявить стойкость до конца, то я не смогла сдержаться и полезла в рюкзак, чтобы найти там рогульку, где живёт душа найденной нами оленухи.
– Ануаган, – обратилась я к ней, не сводя глаз с таращащегося на меня мальчика, – я не очень хорошо знаю ваши обычаи, но я хочу сделать подарок твоему сыну.
Я протянула Юнитынто рогульку, а он, недолго думая, схватил её и долго вертел в руках, пока я говорила его матери:
– Эту рогульку подарила мне женщина из стойбища на юге острова. Она сказала, что её оленуха давно потерялась, так может быть, мне повезёт отыскать её. И чудо случилось, я нашла оленуху, вернее, она нашла меня. Вчера её отвели к вашему стаду, но я хочу, чтобы ты привязала эту рогульку к связке Юнитынто, чтобы теперь эта оленуха была только его. Весной она родит полудикого крепкого оленёнка, и стадо твоего сына год от года будет только приумножать. А когда Юнитынто станет взрослым, пусть его стадо станет таким большим и тучным, что вся тундра будет сереть от оленьих спин.
– Спасибо тебе, – просияла Ануаган и поспешила отобрать у сына рогульку, чтобы привязать её по всем правилам за жилу к таким же рогулькам, символизирующим личное стадо мальчишки.
Ну вот и всё, свой моральный долг перед сыном Мортена я выполнила. Пусть сам Мортен упорно делает вид, что на наш разговор не обратил внимание. Надеюсь, бедную оленуху он с нами в поход брать не планировал – ведь во льдах ей долго не жить, а у нас уже и так есть мясо с полутора туш. А мальчику живая оленуха принесёт больше пользы. Лет за пятнадцать она успеет родить пятнадцать оленят, а те, когда подрастут, родят других, а потом будут рожать всё новые и новые поколения… Интересно, за пятнадцать лет от одной только оленухи стадо может прибавиться на сотню голов? А две?
– Ну что, – нерешительно произнёс Яскаляко, заглянув в ярангу, – приготовили мы олешков и нарты. Может, передумаете к огненным льдам ехать, а?
Нет, отступать мы с Мортеном не собирались и потому уже через пять минут олени Яскаляко неслись вперёд с нашей гружёной нартой, а следом меня, Мортена и Зоркого вёз его зять. Вот и всё, обратного пути больше нет. Я ведь этого хотела. И почему сейчас мне так тревожно на душе?
В небе синюю дорожку северного сияния пронзал огонёк Ледяной звезды. Вот она, наша конечная цель. Мы пройдём под этой самой дорожкой навстречу самому яркому светилу на ночном небосклоне, пока оно не окажется точно над нашими головами.
Долгая и утомительная из-за тряски езда закончилась возле первого же тороса. Я не успела заметить, как заснеженная земная твердь сменилась льдами, но оленеводы были настороже – дальше они ехать наотрез отказались.