Получалось, что они с адарланским принцем оказались предоставленными самим себе. Она снова посмотрела на темноволосого мальчишку. Наверное, ее ровесник или чуть старше. Кожа словно выбеленная снегом и морозом, аккуратно подстриженные иссиня-черные волосы. Почувствовав, что на него смотрят, принц поднял голову от тарелки. У него были глаза сапфирового цвета.
– Ты ешь, как придворная дама, – сказала она.
Он поджал губы и слегка покраснел. Сидевший напротив них Кавин, капитан гвардейцев ее дяди, даже поперхнулся.
Прежде чем ответить, принц торопливо взглянул на отца. Адарланский король по-прежнему был занят разговором с ее дядей. Судя по испуганным глазам мальчишки, он не ждал отцовского одобрения. Он боялся навлечь на себя отцовский гнев.
– Я ем, как принц, – тихо ответил ей Дорин.
– Но хлеб-то не надо есть вилкой и ножом.
У нее в голове слегка застучало, потом разлилась теплая волна. Аэлина почти не обратила на это внимания. В зале было жарко, а слуги зачем-то позакрывали все окна.
Вилка и нож принца замерли на ломтике хлеба.
– У нас на севере не любят излишних церемоний. Хлеб удобнее есть руками.
Неподалеку от нее сидел Хен, гвардейский офицер Кавина. Тот многозначительно кашлянул. Ей показалось, что она слышит его ехидные слова: «Уж кто бы говорил, только не эта манерная девчонка. Церемоний она не любит! Все локоны завиты. Наверное, не один час промучила цирюльника. И над платьицем своим трясется. Нашему командиру пригрозила: с того, кто запачкает ее наряд, она спустит шкуру».
Она наградила Хена столь же многозначительным взглядом и снова повернулась к чужеземному принцу. Дорин глядел в свою тарелку и, судя по виду, даже радовался, что весь остаток вечера о нем никто не вспоминает. Ей он показался таким одиноким, что она предложила:
– Если хочешь, давай дружить.
Взрослые, слышавшие ее слова, промолчали. Никто даже не кашлянул.
– У меня уже есть друг, – подняв на нее глаза, тихо ответил Дорин. – Когда он вырастет, то станет правителем города Аньеля. Он самый храбрый на всей Эрилее.
Вряд ли Эдион согласился бы с такими словами. Но ее двоюродный брат по-прежнему вслушивался в разговоры придворных. Она пожалела о сказанном. Даже у этого никчемного чужеземного принца есть друзья. Молоточки в ее голове застучали сильнее. Она потянулась к стакану с водой. Только вода помогала ей, когда внутри все горело.
От этого простого движения ее голову пронзило острыми раскаленными шипами. Она поморщилась.
– Что-то случилось, принцесса? – спросил Кавин.
Он всегда первым замечал перемены в ее состоянии.
Она заморгала. Перед глазами замелькали черные пятна. Но боль прекратилась.
Нет, не прекратилась. Временно отступила, а потом…
В переносице заболело. Казалось, вся боль собралась там и отдавалась в голове. Она принялась тереть лоб. Вскоре ей сдавило горло. Она потянулась к стакану, думая о прохладе и представляя себе бескрайнюю водную гладь. Так ее учили взрослые. Но магия уже пылала и бурлила у нее в животе, требуя выхода. Каждый всплеск отдавался болью в голове.
– Принцесса, вам помочь? – снова спросил Кавин.
Она встала. Ноги были словно ватные. После каждого удара боли чернота перед глазами делалась плотнее. Она покачнулась. Откуда-то издалека, словно из-под воды, донесся голос госпожи Маурины. Та звала ее по имени и спешила к ней, но ей сейчас нужнее всего было охлаждающее материнское прикосновение.
Мать уже повернулась в ее сторону, блеснув золотыми сережками. Протянула руку, подзывая ее к себе.
– Что с тобой, Огненное Сердце?
– Мне… нехорошо, – едва слышно ответила она.
Добредя до матери, она вцепилась в ее руку, обтянутую бархатной перчаткой. Она искала успокоения и опоры, поскольку ноги отказывались держать.
– Где у тебя болит? – спросила мать, дотрагиваясь до ее лба.
В глазах матери мелькнула тревога. Она вопросительно посмотрела на отца. Тот сидел рядом с адарланским королем и с не меньшей тревогой следил за происходящим.
– Она вся горит, – сказала мать.
Обычная фраза. Так всегда говорят о заболевших детях.
Подбежала госпожа Маурина.
– Вызови лекаря. Пусть придет в комнату Аэлины.
Маурина сорвалась с места и исчезла за неприметной дверью.
Зачем ей лекарь? Не нужен ей никакой лекарь. Она еще крепче вцепилась в руку матери и хотела сказать об этом. Но слова почему-то не выговаривались. А магия бурлила и жгла. Мать резко отпрянула и шумно выдохнула. Там, где рука дочери коснулась платья, поднимался дымок.
– Аэлина?
Опять удар внутри головы. Жуткая боль, и потом…
Ей казалось, что в голове ворочается громадный жаркий червяк, стремящийся любой ценой вырваться наружу. Червяк был чужим, появившимся неизвестно откуда. Магия всегда вставала на ее защиту, если ей грозила опасность. А сейчас опасность грозила им с матерью вдвоем. И не только им.
– Аэлина!
– Это… рвется из меня, – хрипло пробормотала она, хватаясь за виски и торопясь отойти от стола.
Двое адарланских придворных подбежали к Дорину и куда-то увели.
Ее магия брыкалась, как норовистый конь. Раздавить, раздавить этого червяка.
– Это… внутри… хочет вырваться.