Наследница поневоле

Отец Суворова носил весьма звучную фамилию Гринштейн, теперешняя же фамилия досталась рядовому Суворову от матери. Звали парня Александром Васильевичем, и он, подобно своему полному тезке, генералиссимусу, имел явный стратегический талант.

— Излагай соображения! — приказал Диденко без лишних предисловий.

Глава 116

Лиза огляделась по сторонам. Ничего такого, что могло бы ей пригодиться, она не увидела. Пройдя в первую комнату, она с надеждой бросила взгляд в сторону камина. Щипцов не было.

Но… Угол возле камина поражал обилием зелени. Растения в красивых кадках и горшках вызывали ассоциации с оранжереей.

Лиза нехорошо улыбнулась. Пожалуй, здесь она все-таки найдет то, что нужно.

Подобрав горшок покрупнее, из которого торчало растение на толстом стебле, девушка примерилась и определила, что вполне сможет поднять свое импровизированное оружие, а главное, опустить его на голову того, кто ее охраняет. А если он не один? Лиза вздохнула. Надо рискнуть!

Подойдя к двери, она застучала.

— Чего тебе? — раздался чей-то неприятно знакомый голос.

Девушка продолжала колотить в дверь.

— Прекрати, стерва! — разъярился охранник.

Она услышала, как в замке поворачивается ключ, и заняла исходную позицию.

— Я тебя сейчас угомоню! — прорычал, врываясь в комнату, Губа.

Лиза с размаху треснула бандита по голове горшком, который от удара раскололся.

Если бы она не вырубила его с первого удара, ей наверняка пришлось бы туго. Однако Губа рухнул как подкошенный. К счастью, больше никого у двери не было. Правильно. Зачем толпой охранять слабую девушку и мальчика? Ну ничего, она им покажет, какая она слабая! Лиза подняла выпавшую из пальцев охранника связку ключей и собралась уже бежать прочь, но взглянула на Губу и решила, что нельзя оставлять врага у себя в тылу. Мысленно выругав себя за отсутствие сообразительности, она пробежала в спальню, сдернула с кровати простыню и, надорвав края зубами, оторвала от нее три длинные узкие полосы.

Связав Губе руки и ноги, она запихала третью полоску ткани ему в рот и, пыхтя от напряжения, оттащила поверженного врага в угол.

Итак, теперь, если кто-нибудь войдет в комнату, станет ясно, что птички улетели, а вот куда? Пусть попробуют угадать. Они наверняка решат, что и Лиза и Саша прячутся в доме.

Девушка подобрала ключ и заперла комнату.

Глава 117

— Колись, дружок, — задушевно улыбаясь, проговорил Тарасенков, обращаясь к молодому человеку, который, понурив голову, сидел на краешке стула. — Для следствия и без твоих показаний материала достаточно. Просто я тебе добра желаю. Первая ходка, учтут судьи. И чистуху… то есть чистосердечное признание твое учтут.

Парень скривился.

— Ну да, — хмыкнул он. — Слышали мы сказочку про белого бычка! Учтут, как же! Держи карман шире, Стеклов!

В юридических тонкостях задержанный не разбирался, но никому и ничему не верил. Если у капитана дело на него уже сшито, так зачем же ему тогда чистосердечное признание? Значит, он говорил неправду, и тогда все эти сладкие песни про чистосердечное признание — тоже ложь? Как все вокруг?! Коля Стеклов ненавидел весь мир, весь этот чертов мир, так несправедливо обошедшийся с ним. Почему одним все, а другим ничего?! Почему одним с самого рождения бабки, тряпки, тачки к подъезду, длинноногие, грудастые телки, а ему лишь бедность и презрение. Почему у него нет богатого папаши? Почему мать нищая?! Почему все твердят, как дятлы: «Надо добиваться всего самому»? И кто это вокруг чего-нибудь добился сам?! Может быть, и добился к старости, годам к сорока, пятидесяти… Но тогда ничего уже не нужно? Зачем деньги? Зачем положение? Ведь жизнь-то уже кончилась! Впереди пенсия и… смерть.

— Подумай, Стеклов, — еще раз предложил оперативник. — Тебе же добра хотят.

— Да идите вы! Не верю я вам! — воскликнул Николай. — Нет у вас на меня улик! Нет! Вот вы и вьетесь ужом возле меня! А если я расколюсь, вы обо мне и думать забудете.

Тарасенков пожал плечами.

— Как хочешь, — проговорил он как можно равнодушнее.

Задержанный заблуждался по крайней мере в одном: капитан имел видеозапись, которая уличала Стеклова в преступных замыслах. Сколько бы парень ни твердил, что знать ничего не знает и ведать ничего не ведает, что шел туда, где его задержали, только чтобы узнать насчет работы, а нож подобрал по дороге, — мол, чего же хорошей вещи валяться, — доказать его вину было просто. Однако Тарасенков понимал: для того чтобы майорские звезды вновь не рассыпались на капитанскую мелюзгу, необходимо продемонстрировать класс — сработать безупречно, то есть получить от задержанного чистосердечное признание. Ведь попытка совершить одно убийство прямо не изобличала Стеклова в совершении другого. Он рано или поздно сознается в нем, но все лавры тогда загребет следователь из прокуратуры.