- Пройдёмся? - наконец глухо выдаёт он, и я заворожённо киваю головой.
Из дома вышли в полной тишине. Молодой месяц тускло блестел серебром в глянцевых листьях винограда. Давид по-прежнему казался хмурым, но все же обхватил ладонью мою кисть и переплел пальцы. Его рука сухая, тёплая, надежная. Наделяет необъяснимым чувством безопасности, разливает в груди трепетную нежность и потребность вновь объясниться с ним. Я с трудом удерживаю язык за зубами. Слова на него не действуют. Сколько было сказано, а просветление появилось только после поцелуя. Да, короткого, поверхностного, но задевшего струны в его душе. Смахнувшего с них ледяную корку.
Немного терпения и упорства. Он здесь, со мной. Держит за руку и прогуливается вдоль виноградников. Было бы ему все равно, разве стал бы он так поступать?
- Хочу искупаться, - тихий шёпот вплёлся в гармоничную песнь цикад, когда в нескольких метрах от нас показалась зеркальная поверхность озера. Я прибавила шаг и с сожалением ощутила прикосновение прохлады там, где мгновение назад кожу плавили его пальцы. Телесный контакт прерван, но зрительный... Каждым позвонком я чувствовала его тяжелый взгляд. Он следил за малейшим движением. За тем, как снимаю обувь и зарываюсь пальцами в ещё тёплый песок на покатом берегу; как стягиваю джинсы, как пуговку за пуговкой расстёгиваю рубашку. Она длинная, ниже пояса. Прикрывает белье, но подаёт ноги в лучшем свете. Бабушка всегда говорила, что они у меня от ушей растут. В этой рубашке это особенно заметно.
Щетинистый кадык, наконец, подскочил вверх и рухнул обратно. Несмотря на темноту, я хорошо видела лицо Давида. Его глаза сверкали россыпью звёзд, когда он, облюбовав лодыжки, поднимал взгляд вверх, к коленям.
Руки от волнения немного подрагивали. Напряжение сгущалось и капало на плечи тягучей патокой. Я увязала в темноте его глаз, на дне которых бурлило желание, увязала в собственных фантазиях. Мне нужно сделать всего два шага, чтобы прильнуть к широкой груди отрывисто вздымающейся вверх. Моя красота - мое оружие. Он не оттолкнёт, не должен.
Запустив руку в волосы, я вынула несколько шпилек и распустила их. Лёгкие волны легли на плечи, выразительно обрамляя лицо.
Давид наблюдал из-под полуопущенных ресниц. С видом полноправного властелина миров. В ореховом взгляде мелькало одобрение, будь он котом, то уже бы заливисто урчал.
Шажок... ещё один.
Руки робко ложатся на грудь. Я привстаю на цыпочки, подбадриваемая оглушающими ударами его сердца, вколачивающимися в мою правую ладонь.
- Я не виновата..., - отрывистый шепот заучит жалко, но придать голосу силы не могу, - я люблю тебя и твоя жизнь значит для меня больше, чем все остальное. Я бы никогда не простила себя, если бы из-за меня твоя жизнь превратилась в ад...
Он вздыхает и прикрывает глаза.
- Я злюсь не на тебя, Аня. На себя.
- Но избегаешь ты меня. Прошу, не отталкивай, - голос дрожит и становится ещё тише. Я робко касаюсь упрямых твёрдых губ, в надежде, что он ответит. Что льдинки в его сердце тронет мое тепло. Надо долюбить... долюбить...
Лёгким поцелуем поочередно коснулась верхней губы, нижней, при этом, преданно заглядывая мужчине в глаза. Они стремительно темнели, зрачок заполонял радужку ещё чуть-чуть и проглотит полностью.
- Лучше бы я в тюрьме отсидел, чем отдал тебя кому-то другому. Сама мысль, что тебя касались чужие руки сводит меня с ума..., - хриплый низкий голос запустил по спине холодок. Меня знобило. Рядом с ним то ли жарко, то ли холодно. Разум путается.
Давид слегка наклонился ко мне и обжег дыханием нежную кожу возле ключицы. Царапнул колючей щетиной и запечатлел в лунке собственнический поцелуй. От его ласки мурашки бежали даже по затылку. Так хорошо... Я невольно прикрыла глаза и приподняла подбородок, позволяя ему больше.
- Между нами ничего не было, ты не веришь мне? - бормотала сквозь трансовое состояние, упиваясь контрастном касаний мягких губ и жесткости щетины. Он прокладывал дорожку поцелуев вдоль ключицы и поднимался вверх к ушку. Глубоко вдохнул аромат волос, провёл кончиком носа по плечу, словно пытался уловить чужеродный запах. Запах соперника.
- Верю, - взбудораженно выдыхает он и запускает горячие ладони под мою рубашку. Я вздрагиваю, а Давид крепко стискивает талию, оставляя на коже белые следы от пальцев. Всхлипнув от неожиданного напора, я ухватилась двумя руками за ворот его рубашки в попытке удержать равновесие. Все произошло скорее рефлекторно, чем осознанно. Голова отдаёт отчёт о происходящем. Давид крепко держит меня в раскалённом кольце и уж точно не даст упасть. Но я все равно отчаянно сжала в кулачках дорогущую ткань. Верхние пуговицы расстегнуты, а потому сорочка разъехалась в разные стороны, оголяя грудь. По загорелой коже змейкой плелась золотая цепочка, на которой одиноко висело кольцо. Женское. Тут не перепутать. Раньше он ничего такого не носил.
Мужчина предчувствовал мое следующее действие и за долю секунды перехватил руку, которой я уже тянулась к украшению.