Наследница (СИ)

Астрель цвела. Ясмин, не успевшая ее разглядеть в первые дни, теперь смотрела во все глаза. Цветы пенились разноцветьем вдоль каменных дорожек, обнимали жгутами зелёных тел кипенно-белые статуи, колонны, проемы публичных зданий. Тракт, предназначенный для грузовых перевозок и обслуживающего персонала сместили к окраинам, где роились ремесленные пункты, станции и расчетные заведения. А центр Астрели остался раем, воплощённым на земле. Под солнцем горели его сады — плоды самых смелых человеческих фантазий. Рыдали вишни, истекая жемчужным цветом, тонконогие сливы и коренастые персиковые деревья смешивали кружевную пену цветения, в бархатной траве лежали белые звёзды птицемлечника. Резные беседки и прудов, каменные скамьи, украшенные орнаментом и росписью вдоль озёр и ручьев. Белая и почти нарочитая простата зданий, идеально вписывающихся в ландшафт. Ясмин даже не чувствовала себя достойной находится здесь. Ходить ногами по волшебной земле, присаживаться на вьюнковые качели, приятно поскрипывающие и утонченные в своей девственной простоте, проводить пальцем по тонким перилам мостика. Распугивать мелких древесных змеек, которые словно нарочно лезли под руки.

В один из дней, устав от нудного ожидания и занятий с нервными подростками, она выбралась на прогулку. По крайней мере так она говорила себе, пока тело двигалось в четко заданном направлении. Столько всего нужно было обдумать, но голова походила на разбитую чашку. Боль ушла, но мысли вытекали в трещины отвратительной реальности.

Абаль защитил ее перед представителями Большого совета, но не пожелал с ней встретится наедине. Откуда он знал ее тайну? Почему не выдал ее? Почему мысль о его доброте причиняет боль?

Ясмин насильно заставляла себя сместить фокус внимания на другие вещи, но и эти вещи были такими же беспокойными и неприятными. Верн, возможно, убил Мальву, Хрисанф исчез, как утренний туман, и ходили слухи о его конфликте с отцом. Она плохо поступила с Фло. Дважды. Она не может это исправить. Ученики ее ненавидят и вряд ли сдадут очередной зачёт, а Лан и Вейгел никогда не поладят. Мастер Файон продолжит мучать ее, а Низа отслеживать каждый шаг.

Мама умерла.

Теперь эта мысль уже не причиняла боли. Время шло вперёд и все сильнее отдаляло ее от матери, от маленькой квартиры, от Антония, который любил дремать в ее кресле и точить когти о диван. От Амины, которой не было места в Варде. От Абаля, который был ее якорем в море нового мира. Был бы. Если бы не оказался ее братом.

Все это — вещи, которые она не может исправить. Кроме одной.

Ясмин вытянула из поясной сумочки небольшой флакон, повертела и убрала снова. Мольбами выпросила у матери. Та не хотела давать, когда услышала историю их боя с Флорой. Ясмин таскала его в поясной сумочке с первого дня в Варде, но к Фло все не шла, всегда находила предлог обождать. А сейчас она так удачно добралась до самых ее покоев. Это оказалось совсем несложно. Достаточно отключить голову или слишком уж задуматься, и ноги сами приведут тебя к порогу твоих проблем. Она пересаживалась из лодки в лодку, что пробегали неслышными корневыми рельсами через всю Варду, после всходила на паром, а в результате просто удлинила путь, который могла бы преодолеть всего за одно двоечасие.

Фло отделилась от семьи, и найти ее оказалось неожиданно просто. До кругового тракта от ее поместья было рукой подать, оно было единственным в округе. Остальные дома — мелкие, одноэтажные, часто откровенно бедные — принадлежали гражданским без статуса или небогатым ремесленникам.

Здесь было шумно, пыльно и серо. Торговые пути переезда лежали внахлест, как гигантские кладбищенские кресты, сброшенные на землю рассерженным богом. Ближайшей ассоциацией Ясмин было чувство вселенского переезда, только вместо телег — лодки. Покачивались тяжёлым боком, груженые до самого верха, схваченные жгутами рабочего осота, изредка стукаясь бортами. В пыли изредка посверкивали мелкие змейки и ящерицы, юрко скользящие между лодок и ног. Глухое бряцание сапогов по каменной крошке, гул голосов, запах рабочего масла, смазки канатов, дешевых разносной еды. Хотелось схватиться за висящий в воздухе смрад и выползти из душного разлома на волю, глотнуть чистого воздуха.

— Если вы Флорочку нашу ищите, то вона ейный домишко. Видите? От сих начинается и до сих идёт, вкругаля забором.

Рыжий загорелый мужичонка, словно просмоленный собственным потом, лихо грузил неясного назначения ящики и при этом умудрялся раздавать указания, показывать дом Фло и бурно жестикулировать. Бронзовый тощий гном, покрытый серой пленкой пыли. Зато голосу в нем было на семерых.

— Спасибо, — поблагодарила Ясмин, а когда мужичок приставил ладонь к уху, без стеснения заорала: — А вы здесь живёте? Ремесленник?

— Гражданский я, — с непонятной гордостью засмеялся мужичок. — Якоп, третий год, как с востока приехал с семьей, недавно гражданство дали.

— А какой тотем? — осторожно спросила Ясмин, понизив голос.

Гражданские не любили вопросов о своём тотеме. Статуса лишали приверженцев Бересклета, переселенцев, преступников.