Наследница старой башни

-- На телеге?! – он уставился на меня с каким-то удивлением. – Нет ведь у нас повозки-то приличной, госпожа. Неужли и прям на телеге отправитесь?!

Я призадумалась. В его словах был определенный резон.

-- Швея толковая есть в деревне? Пришли мне.

-- Как велите, светлая госпожа.

Пришлось серьезно заняться сундуками. Переворошила все ткани. Больше оказалось таких, которыми в деревне и не воспользуешься. На кой мне атлас и бархат? Коров местных в восторг приводить? Остановилась на куске серой скучноватой шерсти. Ну, кому скучноватая, а мне в самый раз.

Деревенская швея, Тилька оказалась довольно молодой женщиной. Так-то в деревне шить все умели, но если нужно было платье нарядное, чтобы в город ездить в нем, или в замуж идти, обращались к ней. Насколько я поняла, главное ее умение было в том, что женщина немного понимала в крое. Умела сделать вытачку, приталить одежду по фигуре.

Еле удалось объяснить, что шнуровку нужно спереди делать. Она все верить не хотела:

-- Как же так, светлая госпожа?! Не положено вам этакое-то носить.

-- Тилька, в городе меня никто не знает. Горожанки как носят?

-- Горожанки, вестимо, спереди шнуруют. Это только для благородных, у кого горничная есть, назади делают. Но ведь вы-то целая баронесса!

-- Еще раз говорю, никто в Энкерте знать не знает, что я баронесса. Будут думать, что я горожанка или селянка богатая. Так что не спорь, а делай, что велят.

Лесту разрывали противоречия. С одной стороны, ей сильно не нравилась моя идея, с другой – возмущало, что швея осмеливается со мной спорить. В качестве уступки ее ворчанию купила простенький кружевной воротничок, освежить платье.

Везти меня в город собирался сам Прон. За эти несколько дней я стала относится к нему лучше. И убедило меня в его «хорошести» даже не то, что он всегда отстаивал интересы своих селян, а то, как он с женой общался. Спокойно, по-человечески, без приказного тона. Я была у них еще пару раз и заметила очень тронувшую меня штуку: они любят друг друга. Да, вот эта маленькая добродушная худышка любит своего постаревшего и расплывшегося Прона. И еще одна деталь: тот самый наш разговор о дороге. Закончился он так:

-- Ну, можно и на телеге, раз вы, госпожа Розер, так велите. Сам вас повезу и присмотрю, чтобы худого не вышло. Только вот хоть с места меня гоните, а поедем длинной дорогой.

-- Нет, короткой! Я не буду тратить столько времени! Я же сказала: если что случится, я все потери оплачу.

-- Оплатите… это, конечно, добро. Только ведь ежли коняга ногу сломает, его прирезать придется.

-- Еще и сверху дам… В смысле – прирезать?!

-- А вот так, – он развел в стороны пухлые руки и пожал плечами. – Ежли человек ногу сломает, так оно того, лечить будут. Даже ежли хромой останется, родные не бросят. А ежли конь? То ить как его лечить? Сказывают, при герцогском-то дворе в Энгерте есть отдельный лекарь для коней. Вроде как герцог привез его издалече. Только ведь лекарь-то лошадиный к нам не поедет. Деньги ить всегда хорошо, а вот животину-то так и сгубить можно…

Он не указывал мне. Просто объяснял неразумной барыне, к чему может привести спешка. Упираться я не стала, куда уж тут. Я не вегетарианка, знаю, откуда котлеты на столе берутся. Но и губить животину от собственной дури – это уж слишком. Вздохнув и смирившись с потерей времени, я сказала:

-- Хорошо, Прон. Едем так, как ты говоришь. Может, подскажешь, что еще в дорогу нужно взять?

-- От и ладненько! От и славно! А в дорогу, госпожа баронесса, накидку теплую надобно. Еды поболее: в городе, конечно, есть что купить, но тут-то у нас подешевле всяко будет. Хлеб там можно брать, а яичек здесь сварим. Ну и спать на чем тоже надобно. Даже если там в трактире ночевать станете, то в дороге ить все одно придется или в избе, или в телеге.

-- Я поняла. Через два дня платье дошьем и поедем. И не зови меня баронесса. Говори просто: госпожа Розер.

-- Оно и верно, – он согласно закивал головой. – Ни к чему этак внимание-то привлекать. От разживетесь каретой да кучером, тогда уж и все почести ваши будут.

Я уже собиралась домой, Леста встала и накинула на плечи тулуп, когда вспомнила, что есть еще один вопрос:

-- Прон, а не подскажешь, что за странная канава от окна кухни идет? Снег там сошел, я посмотрела – дно плотно камнем гладким выложено. Это зачем такое?

-- Это, госпожа Розер, грязную воду сливать. Конечно, ее почистить нужно, траву повыдергать. А как кухарка у вас появится, так ей полегче будет. Открыла окошечко и плеснула туда.

-- В жару ведь вонять будет?

-- Нет, светлая госпожа, ежли следить, не будет. То дождем промоет, а то и золы в горячей воде развести и слить. Оно грязь-то всю и смоет. Прежняя кухарка, что при господах жила, при родителях ваших, оченно хвасталась!

Утром третьего дня к башне подогнали телегу, наполовину засыпанную соломой, и Леста натаскала туда подушек и тряпок. Взяли с собой и ее тулуп, и мою меховую накидку. Вроде днем тепло, но мало ли что. В ногах укрепили две корзины с простецкой едой: такой, что может пару дней не портится.

Прон, оглянувшись и заметив, что мы уселись, спросил: