Раньше всё вокруг Зоси было таким же: и люди такие же, и их молитвы... Но это, почему-то, не удивляло её тогда.
А сейчас — так ярко открывшийся мир Света и жизни с Богом — словно разделил жизнь на две разных реальности. Причём реальность обыденная, в которой происходили все «земные» события, — очень сильно контрастировала с тем миром, где был Живой Бог!
Зося пыталась хоть немного «приоткрывать двери» между этими мирами, впустить в жизнь людей хоть немножко того Света и Радости, которые — вот тут, рядом всегда есть! Но люди обычно их не ощущают.
Пётр Яковлевич с удивлением наблюдал, как быстро менялось отношение к Зосе в клинике. За одну неделю из «девушки профессорского сынка» она стала незаменимым помощником и другом большинства пациентов и персонала больницы.
Однажды он услышал, как она разговаривала с умирающим.
Зося говорила о смерти и о Боге так спокойно и радостно, словно разгоняла тучи страха и открывала возможность принятия сей неизбежности в глубоком покое. В том больном человеке произошли разительные перемены! Он ушёл из жизни без судорожного отчаянного страха, который сотрясал его весь последний месяц.
Пётр Яковлевич понимал, что Зося уже так делала в её прежней провинциальной больнице. Они беседовали об этом в прошедшие дни не раз. Но теперь он увидел такое собственными глазами.
И почти все больные в клинике теперь ждали, когда же Зося придёт убирать в их палату, покормит лежачих, поговорит со всеми...
* * *
Спустя две недели их с Виктором практики в клинике случилось одно важное для всех событие.
Виктор рано утром принёс на руках в больницу ребёнка — девочку. Ей было лет шесть или семь на вид. У неё был сильный жар. Одежда на ребёнке была грязная, нищенская, и из-за этого возникли серьёзные проблемы.
Пётр Яковлевич подошёл, будучи вызван санитаром. А Виктор почти кричал:
— Отец, вот оно — то, о чём я с тобой спорю! Где всё наше милосердие и помощь людям?!
Меня прогнали из приёмного покоя! Девочка может умереть прямо сейчас! А мне сказали, чтобы я ехал в Мариинскую больницу, где есть отделение для бедных, или в амбулаторию Александровских бараков. И — что в нашей клинике нет места для «грязных нищих», и что нам не нужны «зараза и карантин»! Отец, я её осмотрел и думаю, что это воспаление лёгких. Я готов сам оплатить её лечение!
— Не кипятись! Сейчас распоряжусь!
У ребёнка есть родители?
— Есть: мать, вдова, у неё ещё грудной ребёнок, она со мной не поехала.
— Иди в санитарный бокс. Сейчас пришлю твою Зосю, чтобы она всё сделала по гигиенической обработке и приду посмотреть девочку.
— Спасибо, папа!
— Ты тоже изволь принять меры, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу!
Потом Виктор рассказывал Зосе об этой девочке:
— Меня один из моих друзей попросил помочь ребёнку, зная, что я на врача учусь.
Девочку Надей зовут.
Я забрал её из ночлежки для бездомных.
Ты бы видела, что там творится! Это просто ужас! Те, кто говорят, что людей после смерти ждёт ад, — не видели ад в реальности! А он — прямо тут, рядом с нами!
Представляешь? — у её матери ещё и грудной младенец!. Самое страшное, что там всё это — болезни, грязь, преступления, смерти — норма, обыденность. Большинство уже не помнят другой жизни: она для них — в слишком далёком прошлом!
А мать этой девочки, похоже, там недавно оказалась. Видимо, волей какого-то трагического случая. Она полностью сломлена этим адом, и за жизнь своих детей уже перестала бороться.
Зося слушала, не перебивая, потом сказала:
— Я останусь на ночь дежурить около девочки, если Пётр Яковлевич позволит. Состояние её — очень тяжёлое.
* * *
Зося оставалась ночевать в больнице и дежурила у Надиной постели. Она почти не спала. Иногда её сменял Виктор. Судьба этой девочки всколыхнула в нём нечто. глубинное, словно это была его маленькая сестрёнка или дочь.
Наконец, девочке стало немного лучше.
Виктор сказал Зосе:
— Тебе сегодня надо пойти домой и как следует отдохнуть. Я провожу, а то ты уже на ногах не стоишь... Взять извозчика?
— Нет, давай пешком пройдёмся, внебольничным воздухом подышим.
Сумерки. Теплый летний вечер.
Они шли и продолжали разговаривать. Виктор никак не мог сдержать себя:
— Ну вот — почему твой Бог позволяет умирать детям? За что так — ребёнку? За какие грехи? Разве это справедливо?
— Всё не просто по неким религиозным шаблонам происходит, Витя. Я сама про это не многое знаю, я скорее это ощущаю. Есть Справедливость и Любовь большие, чем то, что мы видим в этом мире! За всем происходящим здесь — там есть Бог, Его Любовь и Мудрость!
Я иногда ощущала тот мир Бога. Он — существует! Он — реальнее, чем всё, что мы
Хотя, трудно — конечно, бывает.