Наследница журавля

Когда со стороны далеких Нингских гор по небу начинала разливаться ночная тьма, разведчица поскакала вперед, а остальные стали разбивать лагерь. Потом стражи тянули жребий, чтобы определить, кому ложиться спать, а кому стоять в карауле. Хэсина направилась к Акире. Он взял с собой маленькую горелку, баночки с разноцветными порошками, набор серебряных ложек и пузырек с облачком золотистого газа. Правда, его уже нельзя было назвать газом. И он больше не был золотистым. Яд превратился в оранжевую жидкость. Хэсина наблюдала, как Акира разводит ее водой, кипятит и снова разводит. Когда она интересовалась, что он делает, его ответы варьировались от «сам не знаю» до «размышляю» и «поджигаю разные штуки».

Иногда Акира оставлял ее вопросы без ответа. Он просто заканчивал свои манипуляции, а потом брал в руки прут и принимался обтачивать его.

– В ночи бродят чудовища, – говорил он, и Хэсина недоуменно смотрела на него, не зная, как реагировать на эти слова. Но она привыкла к тому, что рядом с Акирой все становилось зыбким и неопределенным, и начала принимать это как должное. Ей нравилось следить за тем, как он работает. А когда юношу одолевал сон, Хэсина доставала из сумки книгу матери.

Эта книга выводила ее из себя. Порой девушке казалось, что она начинает понимать значение символов. Они заползали в ее зрачки и напевали что-то на своем тайном языке. Знание как будто врезалось в ее череп, и разум зудел от прикосновения к нему. Но как только наваждение спадало, знание улетучивалось, и иероглифы снова превращались в жучков со множеством ножек. Каждую ночь она оказывалась у края этой пропасти. Каждую ночь она приходила к трем бесполезным выводам.

Первое: все колонки текста были короткими. Книга состояла скорее из цитат, чем из абзацев.

Второе: в конце каждой цитаты всегда появлялись три одинаковых символа, как будто у авторов была одна и та же фамилия.

Третье: эту книгу можно было использовать как энциклопедию путешественника. Ее поля были покрыты эскизами растений, пейзажей и оружия других стран. Кроме того, внутрь были вставлены странички с рисунками песчаных цитаделей Кендии, ледяных пагод Нинга и домов с фарфоровыми крышами, которые строили в Ци.

Был еще четвертый вывод (если его можно было считать таковым): книга не хотела, чтобы ее расшифровали.

Хэсина не раз ловила себя на том, что в поисках ответов обращает взгляд к Акире. Однако она не будила его. Юноша никогда не ворочался и не говорил во сне, но порой на его лбу проступала тревожная складка. Тогда сердце Хэсины беспокойно сжималось, и она смотрела на Акиру, пока его лоб не расправлялся, а голова не откидывалась назад. Он был еще совсем мальчиком. Всего лишь мальчиком, пальцы которого покрывали пятна от порошков. Подростком, чьи волосы рассыпались по плечам и словно ждали, когда их поправит чья-нибудь заботливая рука.

Чья угодно, но только не ее. Это Хэсина знала наверняка. У нее и без того хватало забот. Если бы она добавила к ним еще и бывшего заключенного/нынешнего представителя, который, возможно, стал ей другом, а может быть, и нет, она получила бы идеальный рецепт того, как сойти с ума.

* * *

Они добрались до Черного озера в день праздника урожая. Пока Хэсина и ее спутники привязывали изможденных коней в кипарисовой роще, находившейся между деревенькой и берегом реки, разведчица отправилась осматривать местность. Вернувшись, она доложила о своих находках, и Хэсина, помня об обещании, данном Цайяню, просчитала лучшие пути для отступления.

Однако разведчицу больше беспокоило другое. Она отвела Хэсину к одному из деревьев и указала куда-то наверх.

– Он летел за мной.

Из темной паутины игольчатых листьев на них смотрела пара желтых глаз. Сокол ее брата. Трубочка по-прежнему свисала с его ноги, но письма в ней уже не было. Вместо него там лежал обрывок одного из знамен Санцзиня.

Хэсине захотелось запустить этот клочок в небо и потребовать внятного ответа на яньском языке.

– Ты видела моего брата или его воинов?

– Нет. В радиусе одного ли отсюда их нет.

Значит, Санцзинь не поменял расположение своих частей в ответ на ее просьбу. «Он знает, что делает», – сказал тихий голосок в голове у Хэсины. Но его заглушил более громкий голос, говоривший: «Цайянь прав. Ты совершаешь ошибку, полагаясь на него». Ее брат вполне мог разорвать письмо и, показав клочки своим лейтенантам, небрежно протянуть: «Видите? Сестра пишет мне, только если ей что-то от меня нужно».

Самое ужасное, что, в общем-то, он был бы прав.

Сгущались сумерки, и Хэсина все больше мрачнела. Стражи развели костер, и вскоре воздух наполнился смехом и дымом, от которого пахло кипарисом. Мужчины начали рассказывать друг другу легенды о Тысячеликом шпионе из Нинга и Таинственном шептуне из Ци. В детстве Хэсина читала об этих злодеях в перерывах между изучением «Постулатов». Ей хотелось присоединиться к разговору, но ее присутствие только вызвало бы неловкость.