Наследница

– Вино? Да я его в девках в рот не брал! Коньяк – вот мужской напиток. А что касается стряпни, то я и выучился готовить, потому что жрать… ой, пардон! есть ничего было нельзя. А потом как-то так навострился, что теперь зимой меня как звезду диетической кухни приглашают во всякие там люксовые ресторации. Ведь у которых денег много, у тех, считай, всегда, больной потрох, – кокетливо похлопав себя по талии, почти пропел он. – А здесь такая скукотища зимой. Жуть! Гостей нет, прислуга в отпуске. Даже наши старики и те, бывает, сваливают в Париж. Тут же два часа на машине. Один этот черный демон, в смысле гений, – повар ткнул пальцем в Жишонгу, с нежностью глядя на него, – сидит тут со своим компьютером. А потом хлоп! Бог мой! Под каким-нибудь Сиднеем или Рио его экологические пейзажи уже торжественно открывают с речами и при большом стечении прессы и мировой общественности. А зануда, как есть зануда! Ничем не проймешь. Сделает каменную морду, и хоть ты тресни! И вот почему он гений, а я нет?

– Ладно, Пьеро, пойдем, ты самый великий гений, – ласково обнимая его за плечи, сказал Жишонга. – Пойдем. Патронесса и так уже без сил. А тут ты со своим трепом.

– Вот видите, патронесса? Вот так всегда. Всегда бедный Пьеро виноват. А все хорошее – этому черному демону, в смысле гению. И самые лучшие женщины, и коньяк из хозяйских ручек.

– Коньяком угостил меня Сале. Но я не стала с ним пить, – быстро сказала я, показывая на свой бокал. – Видите?

Мужчины радостно переглянулись, как дети, которым неожиданно перепало мороженое. И тут повар весело завил:

– Представляешь, демон, этот жирдяй Анри-конюх меня убеждал, что наша патронесса целовалась, не поверишь, с Сале! Да не изображай ты маску Тутанхамона. Не могло такого быть! Не могло! Она даже пить не стала с этим жиголо на побегушках!

Жишонга многозначительно посмотрел на меня, сделал знак рукой, дескать, Жан-Пьер неисправим со своим трепом, не принимайте всерьез, и нравоучительно сказал повару:

– Я давно предлагал профессору Гидо сдать тебя в лечебницу. Ты опасен для общества. Язык тебе надо было удалять, а не почку. Пошли. Приятного аппетита, патронесса.

Но ни один из них не сдвинулся с места. Они стояли в обнимку и напоминали мне мальчишек, которые никак иначе не могут выразить свои дружеские чувства, кроме как без конца подначивая и толкаясь.

– А кто кормить тебя тут будет, демон, с твоим гастритом? – И повар действительно пихнул кулаком Жишонгу в плечо. – Ты ведь даже самый паршивый аглицкий поридж сварить себе не в состоянии. Один я о тебе забочусь!

Серебристые полусферы с ручками в виде малюсеньких лошадок скрывали от меня яства на тарелках, но ароматы все равно просачивались настойчиво. Не говоря уже о неповторимом запахе свежего хлеба и круассанов, запахе фруктов в серебряной вазе, каких-то невиданных мною прежде пирожных на ярусах трехэтажной менажницы… Шампанское в ведерке со льдом, хрустальная плошка с черной икрой, вино в простодушно открытом прозрачном кувшине…

Теперь уже Жишонга приложил свой кулак к скуле повара.

– А кто уговорил Вариабля взять тебя сюда? Тебя, падшего ангела, совершенно падшего после разлуки с небесами?

Королевское изобилие, особенно с учетом одного единственного прибора. Мне уже очень давно безумно хотелось оторвать от пышной грозди и кинуть в рот хотя бы ягодку винограда. Но начать есть, не пригласив к столу – ввиду единственного прибора – двух моих «кавалеров», которые совершенно наивными мальчишескими приемами пытаются завоевать мое расположение, было неловко.

– Тоже мне, благодетель! – Повар пихнул Жишонгу локтем в бок. – Да когда б не мы с братом, ты бы в жизни не начертил свой дурацкий диплом с поломанной рукой!

Жишонга толкнул повара уже корпусом.

– Забыл, Пьеро, кто мне ее сломал по-соседски?

– Господа, – вмешалась я, – все это очень увлекательно, но, боюсь, ваши мемуары чреваты травмами. Поэтому предлагаю вам взять из мини-бара чистые рюмки и по-соседски, без церемоний разделить со мной трапезу.

Жишонга замешкался, а Жан-Пьер молниеносно схватил и поднял мой фужер с коньяком.

– Понял, демон? – подмигнул он Жишонге. – Вот это по-нашему! По-марсельски. Только, чур, я пью из вашего, соседка. Неизвестно ведь, чего туда плеснул Сале. А ты что стоишь, демон? Сказано тебе, бери рюмки. И ухаживай за дамой. Давай-давай, землячок.

Я видела, что Жишонга испытывает неловкость и, судя по всему, уже переживает, что, разыгравшись с Жан-Пьером, утратил в моих глазах величавую античную статуарность.

– Насколько я поняла, господа, – светски начала я, чтобы приободрить Жишонгу, – когда-то вы жили по соседству.

– Да, мы выросли в одном доме, – сказал Жишонга, а Жан-Пьер проглотил мой бывший коньяк.

– Так точно, мадам метресс, в одном, – подтвердил он и добавил: – Ну, коли помру, вы свидетели – Сале пытался отравить мадам метресс.

Жишонга страдальчески вздохнул.

– То есть в том самом знаменитом доме Ле Корбюзье, в «Жилой единице»? – вернулась я к теме.