Наследницы

Цены росли бешено. Доминик вела соперников вверх по лестнице, каждая ступенька которой означала стотысячедолларовые надбавки, что в результате прибавило к сумме четверть миллиона — так велико было желание приобрести прекрасные старинные изделия. Зал пульсировал напряжением. Лица присутствующих застыли, дыхание замерло, когда цена подошла к двум миллионам гонконгских долларов, а сама эта сумма была встречена потрясенным шумом. А в тот момент, когда покупатель-китаец едва заметным кивком головы подтвердил сумму два миллиона пятьсот тысяч гонконгских долларов и прозвучал удар молотка Доминик, публика, казалось, сошла с ума — разумеется, европейская ее часть. Китайцы сохраняли сдержанную невозмутимость, напоминая Доминик статуэтки, которые она продавала.

Затем сама Доминик, изящная красно-золотая фигурка, оказалась в окружении людей, жаждущих приблизиться к ней, поздравить ее, сказать, что никогда не забудут этого вечера. Казалось бы, она могла чувствовать усталость — настолько она сама выложилась за время аукциона, — но она ощущала лишь возбуждение. Она позировала фотографам, отказалась от бокала шампанского, но взяла предложенную чашку ароматного чая и пила его мелкими глоточками, с улыбкой принимая похвалы.

Немногим позже в круглой вращающейся кровати под шелковым балдахином в полной зеркал спальне своего пентхауза Доминик нашла наилучший выход для переполнявших ее чувств. Она приподнялась налить шампанского, стоявшего в ведерке со льдом на прикроватном лакированном шкафчике китайской работы шестнадцатого века, в два бокала, один из которых вручила своему партнеру и любовнику китайцу.

— Мы сумели это сделать! — ликовала она. — Два долгих года планов и работы, но мы все сделали!

Китаец скользнул взглядом по собственному телу.

— Еще не все…

Доминик рассмеялась. Этот Чжао Ли неподражаем!

В нем сочетались мудрость тысячелетней цивилизации и блеск новейших достижений. К тому же он был превосходно сложен, хотя и невысок ростом, всего на несколько дюймов выше ее. Его обнаженное тело напоминало бронзовую флорентийскую фигурку, которую Доминик как-то купила, очарованная сладострастностью ее позы. Его пенис был соразмерен с телом, но то, что он проделывал в постели, поражало Доминик, которая, как ей казалось, знала и умела все.

Китайцы многое научились делать гораздо раньше европейцев, неудивительно, что они раньше открыли и тайны сексуальных игр. Слова, которые произносил Чжао Ли, были так же изысканны, как и действия, соответствующие им. Он мог не кончать до тех пор, пока Доминик, испытав ряд потрясающих оргазмов — китайцы называют их «облаками и дождем», не начинала молить о пощаде.

Он доводил ее до изнеможения, чего никто не мог добиться, даже ее муж. Только Чжао Ли пробуждал в ней звериную ненасытность и оставлял ее полумертвой от усталости. И ей это нравилось.

Почти так же, как ей нравился ее собственный «Аукцион века»!

— Какие цены! — торжествующе восклицала она, устраиваясь около своего любовника среди множества подушек. — Это все человеческая жадность, откровенная и неприкрытая.

— Я же говорил тебе, — произнес Чжао Ли.

Доминик рассмеялась.

— Представь, так алчно набрасываться на подделки!

— Но какие подделки! К тому же благоразумно разбавленные подлинными вещами…

— Конечно, — Доминик внимательно взглянула на любовника. — Они действительно прекрасны. — Ее рука тихонько поползла вниз по его бронзовой коже. — Ты все еще не хочешь сказать мне, кто их делает?

— Я уже говорил тебе, что не могу. Нам разрешили продавать их при условии, что мы не будем задавать вопросов.

— Вы, китайцы, обожаете таинственность. — Это было сказано в шутку, но не без желания задеть его.

— Чем больше людей знает, тем вероятнее опасность разоблачения. Ты получаешь свою прибыль, они — свою.

Зачем тебе вмешиваться не в свое дело?