Наследницы

— А я — нет, — отрубила Вера.

Олег пристально посмотрел на нее. Впервые с момента их встречи лицо Веры стало отчужденным.

— Ты на него в обиде? — спросил Олег и пожалел: не слишком ли он любопытен для первой встречи?

Вера явно не собиралась отвечать. Она с каким-то чрезмерным старанием резала колбасу, красиво раскладывая ее на тарелке.

— Знаешь, — Олег подошел к столу, встал напротив Веры, — на зоне я много думал… слава богу, чего-чего, а времени там было предостаточно. Так вот, я пришел к мысли, что… — Он вдруг закашлялся.

Вера с тревогой посмотрела на него. «Господи, — мелькнуло у нее в голове, — уж не туберкулез он там подхватил?»

Через минуту, прокашлявшись, Олег, будто прочтя ее мысли, успокоил:

— Не волнуйся, это не то, о чем ты подумала. Просто на днях гуляли с Василисой, попали под дождь… ноги промочил.

— Ну и к какой мысли ты пришел? — Вера опять принялась за колбасу.

— Вот смотри. Всю жизнь мы только тем и занимаемся, что чему-то учимся: писать, читать, рисовать, кататься на лыжах, плавать, водить машину… ну и так далее. А главному, чему человек должен учиться, не учимся.

— Чему же это?

— Учиться слушать, уважать себя, другого, жалеть, сочувствовать… радоваться за друга… прощать, наконец… Это же как вера — духовнее веровать, чем не верить. Правда, это уже не мое, у Лунина прочел, декабрист такой был, блестящий мужик…

— И ты, не зная ничего, вот так запросто предлагаешь мне…

— Да, так запросто: прости ты его, пойми и прости! Все! — с мягким напором сказал Олег. — Что тебя бросает из крайности в крайность? То маниакальная дочерняя любовь, то такая же маниакальная ненависть.

— Я не хочу об этом говорить, — оборвала его Вера.

— Впрочем, извини, не мое это дело. — Олег виновато пожал плечами.

— Ничего, все в порядке. Садись.

— Спасибо. — Он осторожно присел на краешек стула.

Разделавшись с колбасой, Вера принялась за сыр.

— А ты знаешь, — отрезав кусочек, она бросила нож на стол и с вызовом посмотрела на Олега, — что все картины отца унаследует его сын?

— Володя? Сын Леры?

— Да-да, Володя… сын копьеметательницы.

— Поэтому ты и забросила галерею?

— И поэтому тоже.

Она поставила на стол старинные фарфоровые чашки, их любимые. Долила доверху в заварочный чайник кипяток. Вытряхнула из пакета в старинную китайскую вазу пряники, открыла баночку меда. Села. Олег потянулся к заварочному чайнику.

— Можно поухаживать?

— Нужно.

Вера пододвинула к нему свою чашку. Взяла кусок хлеба, положила на него колбасу, сверху сыр, капнула немного кетчупа. Олег так любил. Во всяком случае в той их жизни, когда они были еще мужем и женой. Олег оценил жест бывшей жены, с благодарностью принял от нее бутерброд. Между собой они называли его сложносочиненным.

— Держи свой сложносочиненный. Или уже так не любишь?

— Спасибо, люблю.

— Ладно, что мы все про меня, да про меня. Скажи лучше, где сейчас Василиса?

— У тетки… в Мытищах.

— У Клавдии?

— Да, у Клавдии… Но хочу ее забрать.

— И как же ты будешь с ней один?

— Ничего, разберусь.

— Послушай, знаешь, что я подумала? Чего тебе ехать на ночь глядя? Может, останешься здесь? Переночуешь, а завтра… только пойми меня правильно, можно в гостиной постелить, но, мне кажется, тебе будет лучше в кабинете отца.

— Думаешь, это уместно?

— Конечно. Почему нет?..

— Вера, — Олег пристально взглянул на нее, — как ты думаешь, почему я уехал из Москвы? Только не обманывай, ты знаешь. А я, дурак, до сих пор не знаю: почему мы разошлись?

— Я пойду… — Вера встала, стараясь не смотреть на Олега, — поищу халат… твой… отнесу его в ванную комнату…

Она вышла. С минуту Олег сидел не шелохнувшись. Потом достал из кармана куртки ручку, записную книжку, вырвал из нее листок и быстро написал: «Спасибо за участие. Так будет лучше. Олег».

* * *

Вернувшись домой и поднявшись по лестнице на второй этаж, Анна Федоровна почувствовала себя старой и разбитой. Выйдя из ресторана, она немного прогулялась, чтобы развеять гадкое послевкусие ужина, столь много обещавшего, но обернувшегося непристойной и оскорбительной для нее разборкой. Надежды, которые Анна Федоровна возлагала на прогулку, дабы отвлечься от дурных мыслей, привести себя в порядок, не оправдались. Она еще больше раскисла. И теперь, когда ее никто не видел, могла позволить «отпустить себя». На глаза навернулись слезы. Она смахнула их рукой, вошла в гостиную.

В просторном зале царил полумрак. Вопреки обыкновению — что неприятно удивило Анну Федоровну — в огромной комнате не горела ни одна лампа. Она медленно дошла до середины, помешкала и решительно направилась к бару. Выбрав из разномастной шеренги дорогих напитков бутылку кьянти, щедро плеснула себе в бокал и поднесла к губам.

— Ай-ай-ай! — насмешливо протянул мужской голос откуда-то из глубины гостиной.

Вздрогнув, как от удара, Анна Федоровна резко оглянулась, всматриваясь в полутьму.

— Кто здесь?! — срывающимся голосом крикнула она.

— Нехорошо… попиваете потихоньку… украдкой… как при маэстро… Володи нет давно, а привычка к тайным возлияниям сохранилась. Прискорбно, Анна Федоровна! — укоризненно заметил невидимый гость.