— Еще, — Андрей взял три кассеты, — вот тебе Бах, Гендель, Моцарт. Классика для здоровья полезнее всего. А Моцарт так вообще лекарство от всех болезней. У некоторых наблюдаемых пациентов даже меняется состав желудочного сока, — он перевернул страницу, — значит, им можно лечить язву и гастрит. Нет, это не наш случай. А вот наш — Моцарт позитивно влияет на психику, интеллект и работу внутренних органов. Или Бах, например, — этот оказывает успокаивающее и общеукрепляющее воздействие.
— А там не написано, что главное не переборщить? Еще греки предупреждали…
— Галя, — Андрей оторвался от тетради, — я еще до этого не дошел.
— Во всем должно быть чувство меры, — наставляла Галина Васильевна внука, — потому что даже самая гениальная музыка может утомить, если слушать ее слишком долго.
— Ну ты, Галь, будешь меня лечить! — Андрей протянул ей еще три кассеты. — А это тебе другая классика: «Битлз», Элвис Пресли, Элтон Джон. — Он вновь заглянул в тетрадь. — Эти обеспечат тебе жизненный тонус. А если у тебя есть цель… у тебя же есть цель?
Галина Васильевна усмехнулась.
— И не одна.
— Так вот, чтобы настроить себя на достижение цели, слушай то, что нам строить и жить помогает, или про кочегаров, плотников и прочих красных кавалеристов.
— Ну а матери что поставим, когда она придет?
— Когда она придет, я уже уйду.
— Куда на ночь глядя? — встревожилась Галина Васильевна.
— Да успокойся ты. — Андрей протянул ей кассету. — Вот что тебя успокоит.
— Звуки космоса? — с недоумением спросила она.
— Точно. Гарантируют полный релакс. Это вам с матерью на двоих.
— Андрюша, ты пошутил насчет того, что хочешь уйти? — пытала внука Галина Васильевна.
— Кто же так шутит? — Он обнял ее. — Что ты так разволновалась? Не сегодня, не сейчас, может, завтра или послезавтра. Мы с ребятами из группы хотим на всю ночь на дискотеку свалить — конец же учебного года, отметить надо!
— А нельзя как-нибудь иначе это отметить?
— А кто мне говорил, когда хотел воткнуть в танцевальную студию, что, мол, пропади пропадом день, когда я не танцевал хоть раз?!
— Не я, а Заратустра. И почему на всю ночь?
— Так я же за целый год должен оттанцевать. Или ты хочешь, чтобы я был бледным и больным?
— Что за глупый вопрос!
— Вот ты и поговори с матерью, подготовь ее, хорошо? И не забудь, кстати, напомнить ей про Заратустру.
— Константин, что вы ему руки выкручиваете?! Я разрешила его впустить! — гневно осадила охранника Анна Федоровна, слетая вниз по лестнице в холл, на ходу застегивая жакет.
Несмотря на гнев хозяйки, охранники продолжали удерживать у дверей ворвавшегося в дом Евгения.
— Анна Федоровна, да он невменяем! — почти хором сказали они.
— Пусти меня! — Шантажист не без труда оттолкнул их от себя.
Он и в самом деле был невменяем: блуждающий взгляд мутных глаз, большой кровоточащий синяк на правой скуле, разбитая губа… Евгений не помнил, как добрался до дома Иваницких. Ему казалось, что сначала он долго шел, потом ехал… какой-то мужик… потом еще… В его голове все перемешалось.
Анна Федоровна, дав распоряжение принести аптечку, подошла к шантажисту и вполне сочувственно спросила:
— Кто вас так?
— Кто?! — озверев, закричал Евгений. — Вы! Ваши люди!
— Мама, почему ты меня не разбудила? — Вера сбежала по лестнице, щурясь от яркого света люстры.
— Я?! Мои люди вас избили?! — возмутилась Анна Федоровна. — Это не мои методы, милейший!
Охранники возбужденно переминались с ноги на ногу, готовые по первому же приказу хозяйки сграбастать непрошеного ночного гостя и вышвырнуть его за порог.
— Это Лера, — догадалась Вера, разглядывая Евгения. — Ее почерк. Это она натравила на него своих псов!
— А мне один хрен — вы или Лера! — с вызовом выкрикнул Евгений, вытерев рукой окровавленную губу. — Хозяева жизни! Ненавижу! Так вот, мадам, — он медленно двинулся на Анну Федоровну, — я передумал! Я не возьму ваших денег! Книга будет. Если надо, я сам за нее заплачу!
— Ты того, потише! — осадили Евгения охранники, маяча за его спиной.
— А вот пугать нас не надо! Не напугаешь! — бросила ему в лицо Вера.
— Четырьмя косарями хотели мне рот заткнуть? — не обратив внимания на ее слова, прохрипел Евгений.
— Я дам вам больше, — глухо пообещала Анна Федоровна.
— Да хоть стольник! Не возьму! — упрямо стоял на своем Евгений. — Не купите! — Его губы снова начали кровоточить. Он стер кровь рукавом летнего пиджака. — Опустить меня хотели? Не выйдет! Книга будет! Хотел вашего папеньку пощадить, но теперь все! Все о нем узнаете! Всю подноготную!
— Что? Что ты еще знаешь о моем отце, иуда? — Утратив самообладание, Вера схватила журналиста за лацканы пиджака и начала отчаянно трясти. — О нас пиши что хочешь! Но отца трогать не смей!
— Вера, отойди от него! — простонала Анна Федоровна. — Пусть пишет что хочет! Не могу больше. Устала. Сил нет!