Наследницы

– Нам посчастливилось, – сказала Роузи. – У нас хотя бы будет тень. О Господи, если бы твой отец мог видеть, до чего мы докатились, он бы наверняка пожалел, что не оставил ранчо мне. Я бы давно продала его, и мы бы жили сейчас как королевы.

Ханичайл знала, что Роузи верила в то, что говорила. Она все еще полагала, что жила бы сейчас в белом особняке с колоннами на престижной улице в Хьюстоне, если бы сама, а не дочь унаследовала ранчо.

– По-моему, не так уж все и плохо, – сказала Роузи неуверенным голосом.

На прошлой неделе после очередного возлияния дом выглядел гораздо лучше. Тогда вечером, при свете фонарей, он показался ей хрустальным дворцом, а сейчас это была просто жалкая лачуга.

– Здесь только одна спальня, – сказала она, открывая одну из дверей и заглядывая в нее, – поэтому я возьму ее себе. Я буду допоздна работать, и я не хочу, чтобы ты по утрам беспокоила меня, собираясь в школу. Я должна высыпаться, чтобы хорошо выглядеть. Откровенно говоря, мне будет нужно как можно больше отдыха, так как я единственная, кто будет приносить в дом деньги.

Роузи критически осмотрела дочь.

– Сколько тебе сейчас лет? Двенадцать? Скоро тринадцать? Тебе надо поскорее вырасти, Ханичайл. Еще два года школы, и ты можешь найти работу и приносить в дом деньги. Положим, ты могла бы наняться в няньки. Здесь полно ребятишек, и ты была бы занята по вечерам, когда меня не будет дома.

Ханичайл устало опустилась на софу, обитую запятнанным ситцем. Она посмотрела на маленький кособокий столик, два расшатанных стула, металлическую раковину и старую газовую плиту. Коричневый линолеум, покрывавший пол, был рваным и истертым; рваные оранжево-коричневые занавески закрывали два крошечных оконца. Кухня, которая станет теперь ее спальней, была маленькой, но комната Роузи была еще меньше: в ней едва помещались кровать, туалетный столик и стул. Ханичайл почувствовала себя пойманной в ловушку.

– Надо привести здесь все в порядок, – сказала Роузи, бросая на кровать свою шляпу. Она убрала с влажной шеи взмокшие волосы. – Когда же кончится эта жара? Я собираюсь прошвырнуться по магазинам, Ханичайл, а ты устраивайся. – Она огляделась. – Может, ты наведешь здесь порядок? Затем сходи в бакалейную лавку на углу, купи там молоко, кукурузные хлопья и хлеб. Я буду есть в салуне, поэтому обо мне не беспокойся.

Ханичайл, лишившись дара речи, смотрела на мать. Они только что приехали в это ужасное место, а она уже покидает ее.

– Прекрати! – истерично закричала Роузи. – Дай мне отдохнуть от тебя. С тобой одно беспокойство. Элиза избаловала тебя. Ты выросла белоручкой. Ты уже достаточно взрослая, чтобы самой позаботиться о себе.

Роузи направилась к двери, затем повернулась и посмотрела на дочь, все еще сидевшую на грязной софе и безмолвно смотревшую на нее. Ее лицо было пепельного цвета, светлые волосы, мокрые от пота, повисли сосульками. Сейчас она выглядела старше своих лет, голубые глаза выражали испуг.

– Это пойдет тебе на пользу. Вырабатывай характер, – заключила Роузи. – Это то, что тебе надо, если ты меня спросишь. Господи, я желаю, чтобы у тебя была хотя бы половина моей энергии. – Роузи подошла к столу и бросила на него пару долларов. – Увидимся позже, – сказала она и хлопнула дверью.

Жизнь в Силвер-Берч-Рентал-Парке была такой ужасной, какой Ханичайл и вообразить себе не могла. Городок располагался рядом с шоссе, с автобусной остановкой в одном конце улицы и ломбардом – в другом. На улице также находились дешевая бакалейная лавка, мясной магазин и целый ряд закрытых магазинов с замазанными известкой окнами – признаком запустения. Средняя школа находилась за три квартала от дома, в Лейквуде, где не было ни озера и ни единого дерева, чтобы соответствовать названию местечка. Кирпичное здание знало лучшие дни, а дети, учившиеся в школе, были такими же жалкими, как и само место, поэтому здесь Ханичайл по крайней мере мало чем отличалась от них в своей потрепанной одежде.

Все девочки в школе знали друг друга и уже распределились по маленьким тесным группам. Ханичайл была застенчивой и неуклюжей; она всегда была аутсайдером в Китсвилле, и у нее никогда не было подруг. Она не знала, как подойти к этим новым девочкам и что сказать им, поэтому держалась в сторонке, ела свой скудный завтрак и одна ходила в школу, прижимая к груди учебники.

Спустя какое-то время одна из девочек бросила ей «привет» и улыбнулась, но Ханичайл не ответила и продолжала держаться на расстоянии. Она знала, что эти новые девочки живут отличной от ее жизнью. Правда, они не были богаты, но у них были настоящие семьи, и они жили в пристойных домах. Их матери не работали в салуне «Серебряный доллар», и Ханичайл подозревала, что они всегда были дома, когда их дочери приходили из школы. Это отличало их от Роузи, которая могла совсем не прийти домой. А если и забегала туда, то только для того, чтобы сменить одежду и снова убежать.