Наследницы

– Куда мы едем? – спросила Ханичайл, придя в себя. – Мне кажется, что ты говорил про Хьюстон.

– Лучше успокоить ее, как мы и планировали, – сказал Джек сестре.

Та быстро достала уже наполненный шприц и, прежде чем Ханичайл что-то поняла, сделала ей укол в руку.

Они ехали долго, но Ханичайл не знала об этом. Когда она наконец пришла в себя, то уже была в больнице «Вэлли-Вью». Два врача ставили свои подписи на справке, гласившей о том, что она лишилась рассудка и они несут за нее ответственность.

Больница находилась в скалистой местности Техаса и представляла собой трехэтажный готический особняк, украшенный башнями с бойницами и фронтонами. Это было пристанище эксцентричного викторианского антрепренера, и он построил его из коричнево-желтого кирпича, транспортировка которого в эти дикие места стоила ему целого состояния. Этот дом мечты старого человека служил сейчас приютом для почти пятидесяти пациентов с различными степенями умственного расстройства, семьи которых были готовы платить любые деньги, чтобы исключить больных родственников из своей жизни.

Дом окружали узкие гравийные дорожки, которые вились между лужайками, цветочными клумбами и упирались в зубчатые стены. Электрические ворота охраняли мужчины в униформе, а по ночам по всей территории бегали собаки. Ходили слухи, что те, кто попадал сюда, уже назад не возвращались.

Ханичайл проснулась в комнате, полной белого света. Она была маленькой и ярко освещенной. На полу лежал коричневый линолеум, а белые стены были обшиты темно-зелеными панелями. Единственное окно располагалось высоко, и на нем была решетка.

Она подняла голову, и ее пронзила боль. Ханичайл попыталась поднять руки, чтобы ощупать ее, но не смогла. Она попыталась сесть, но это ей тоже не удалось. Подняв голову, на этот раз с большой осторожностью, она увидела толстые кожаные ремни, перекрещивающиеся на груди и крепившие руки к бокам. Ремни были также на бедрах и боках.

Охваченная ужасом, она опустила голову на тонкую подушку. Ей захотелось позвать на помощь, позвать кого-нибудь, чтобы он пришел и помог ей, рассказал, что с ней произошло и где она находится. Но когда она открыла рот, чтобы закричать, из него не вылетело ни звука. Напрягая ум, она попыталась вспомнить, как она сюда попала. Ее голова была пустой. Она чувствовала себя так, словно у нее не было прошлого.

Ханичайл закрыла глаза и стала считать в уме секунды, минуты. Прошел целый час, но никто не пришел. Она попыталась вырваться из кожаных тисков, но они только врезались ей в тело. Перестав считать, она уставилась в потолок, ожидая, что будет дальше.

Дверь с шумом распахнулась, толстая рыжеволосая женщина в белом халате просунула в нее голову.

– Проснулась наконец. – Широким шагом она подошла к кровати, схватила своей огромной ручищей запястье Ханичайл и начала считать пульс, сверяя его с часами, приколотыми к груди. – Ммм, снова скачет, – выдавила она из себя. – Придется дать тебе успокоительное.

Она вышла из комнаты и через минуту вернулась, катя перед собой белую эмалированную тележку со сверкающими хирургическими стальными подносами, на которых лежали ампулы и шприцы. Глаза Ханичайл расширились от ужаса, когда она поняла, что женщина хочет сделать ей инъекцию, которая снова погрузит ее в сон. Ей так никогда и не удастся выяснить, где она и когда ее выпустят, если выпустят вообще.

– Нет, – закричала она, обретя голос, – нет, нет, нет! Не делайте этого. Пожалуйста, не делайте.

Рука женщины со шприцем застыла в воздухе.

– Так-так, вот ты и показала свой характер. Именно о нем нас и предупреждали. Неудивительно, что они поместили тебя сюда. Они сказали, что ты буйная, теперь я и сама это вижу. Какая ярость! Ну, ну.

Подняв простыню, женщина глубоко воткнула шприц в ягодицу Ханичайл.

Ханичайл закричала от боли и страха.

– Скажите мне, где я, – прошептала она, – пожалуйста...

Сложив на груди руки, женщина наблюдала за ней.

– Где ты? Ты в частной клинике, юная леди. Ты родилась под счастливой звездой, имея такого заботливого отчима, который поместил тебя сюда. Иначе тебя отправили бы в психушку, где ты лежала бы с другими психами.

Но Ханичайл уже спускалась в темный туннель, где не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только одна чернота.

Она не знала, прошли ли часы, дни, недели, когда снова пришла в себя. Из-за полуоткрытой двери пробивался лучик света, и в этом тусклом пятне Ханичайл различила кого-то сидевшего у ее постели. На этот раз это была молодая женщина. У нее были светлые волосы, а кожа такая бледная, что, казалось, она светилась в темноте. Женщина спала.

Ханичайл тихо лежала, наблюдая за ней. Она вспомнила толстую женщину и то, что с ней случилось, и ей не хотелось, чтобы это повторилось снова. Она сказала себе, что должна казаться спокойной, говорить тихо и разумно. Она должна выяснить, как оказалась здесь.

Все еще привязанная к койке, она тихо лежала, ожидая, когда бледная женщина проснется.

Ночь стала сереть, когда женщина наконец потянулась и глубоко вздохнула. Зевая, она взглянула на часы:

– Прошло уже много времени.