Наследницы Белкина

Бесшумно распахнулись ворота, и во двор въехал, грассируя гравием, обветшалый фургон. На левом боку, в созвездии аляповатых звезд, значилось загадочное Circus Alberti; на правом — гарцевала лошадь. Заштрихованный тенями водитель долго возился, что-то вылавливая в бардачке, и вообще вид имел подозрительный. Подозрения подтвердились, когда он, опустив стекло, беспечно и не без сарказма закурил. Из-под белой вязаной шапки неряшливо торчали черные лохмы. Вислые усы насмешливо вздрагивали. Моржовое лицо лоснилось.

Зрители стали нетерпеливо покашливать и переступать ногами.

— И что? — фыркнула Котик.

В ответ что-то скрежетнуло, фургон распахнулся белыми створками, словно расцвел, и на землю спрыгнули три пары черных блестящих ног. За ними, дуплетом, приземлилась тройка белых и одни лиловые. Створки захлопнулись; фургон, которому сигаретная дымка показалась, очевидно, недостаточной, норовливо взревел мотором, поднял клубы пыли, словно воробей перед дождем, и попятился вон со двора. Когда пыль осела, на фоне закрытых ворот обнаружились семеро в трико, с шарами и молоточками.

Невеста радостно захлопала в ладоши. Я присоединился.

— Это что еще такое? — насупилась Котик.

— Терпение, это еще не все, — не оборачиваясь, сказала Алиса и повелительно взмахнула рукой.

Семеро послушно бросили пеструю кладь и исчезли за деревьями.

— Что происходит? — плаксиво спросила будущая свекровь.

Никто ей не ответил. Пупсик со своим словесным скопидомством, видимо, копил слова. Его жена напряженно вглядывалась в ветреную, зыбкую завесу цветущего сада, за которой скрылись семеро неизвестных.

Пасмурно-серое небо стояло в облаках, как в строительных лесах. На недостриженном лугу понуро паслась одинокая, заброшенная газонокосилка. Паренек в комбинезоне исчез. Из гудящей бело-розовой гущи цветущих яблонь доносились слабые голоса молотков, разбавленные тихими звуками человеческого голоса. Павильон, так и не приняв надлежащей формы, висел на ветке странным дирижаблем, безвольно свесив длинные тесемки в траву. Зато появились аккуратные кубики белых палаток и одна полосатая, в которой, судя по оживлению и белому, похожему на свиной хвостик, дымку, орудовал выписанный для свадебного пира повар.

— Что происходит? — тихо и безнадежно повторила Лебедева.

Все взгляды устремились к зеленым теням у ворот, в прихотливых изгибах которых двигалось нечто длинное и гладкое. Подул ветер, и сквозь сплетни и плутни цветущих веток на гравиевую дорожку, понукаемый группой в трико, выкатил свадебный лимузин — белый блестящий монстр, коронованный лентами, цветами и двумя огромными обручальными обручами. Слепящая, торжественная белизна убранства резко диссонировала с внутренностью автомобиля: салон был под завязку набит ярко-зелеными капустными кочанами.

Лебедева охнула. Ее муж присвистнул.

— Это что? — процедила великанша, надвигаясь на дочь.

— Это капуста. Молодая. Правда красиво? — весело прочирикала та.

Зеленый с белым — замечательное сочетание. Котик, впрочем, этого мнения не разделяла.

— Капуста? В свадебной машине? Ты в своем уме? — угрожающе заклекотало откуда-то из самой бройлерной сердцевины. — И кто эти клоуны в обносках?

— Короли и капуста, — прокомментировал Лебедев и, приблизившись к Алисе, кивнул на штуку у нее в зубах: — Трубка? Вересковая?

— Это не трубка, — парировала она и быстро улыбнулась уголками рта.

Лебедев понимающе кивнул.

— Кто все эти люди? Почему Алиса в свадебном платье? — взорвалась Лебедева.

— Мимы, — промычала Алиса, игнорируя вопрос о платье.

— Что?

— Это мимы, — повторила девушка, вынув изо рта вересковую вещицу.

— А недорого, — задумчиво протянул Пупсик, производя в уме сложные калькуляции, но тут же осекся под испепеляющим взглядом жены.

— Банда бродячих шутов, — прорычала она.

— Спокойно. Деньги ушли на экипировку и свадебную капусту. А мимы бесплатные, это мои друзья. Я хожу на пантомиму вместо английского, я тебе не говорила?

Котик стала ровно окрашиваться в бурый цвет. Судя по всему, новое увлечение дочери было для нее сюрпризом и не сказать, чтобы приятным.

Мимы помимо трико были оснащены шарами разного цвета, калибра и консистенции. Троица в черном располагала черным мячом для боулинга, шаром из слоновой кости и красной, с полоской по экватору, резиновой причиной Таниных слез. Их оппоненты в белом могли, в свою очередь, щегольнуть двумя пугливыми прыгунами для пинг-понга и синим гимнастическим мячом — наподобие тех, что используют в степ-аэробике, — исполинские размеры которого уравновешивали силы команд. К шарам прилагались столь же экстравагантные молотки, нарочито не соответствующие им по размеру: пинг-понговые шли в паре с внушительного вида кувалдами, в то время как к исполинскому мячу прилагался кукольный молоточек; один из белых был вооружен черной клюшкой, а в кармане прятал шайбу, которую коварно пускал в дело, запутывая и без того бестолковую игру. Самым загадочным в этой компании был седьмой, лиловый мим, с пустыми руками, улыбчивый и по всем статьям лишний.

— Объясните же кто-нибудь, что здесь происходит! — взмолилась Лебедева.